Бывает, что дребезжащее состояние уже стало привычным и даже фоновым – и тогда довольно сложно отследить, что именно беспокоит «вот прям щас». Записывайте мысли в течение дня – на что вы отвлекаетесь, к чему раз за разом возвращаетесь, что вас беспокоит. Часто называния своего состояния достаточно, чтобы снять напряжение и нащупать зачатки решения сложной задачи.

В дневнике можно смело писать: «Бесит вот это и это, а от этого меня просто трясет!» или «Да как же они меня затрахали все!» Плюс в том, что не приходится думать об экологичности выражения той или иной эмоции: можно писать без разбора, материться, обвинять других – все это останется только на бумаге. Иногда в процессе письма я обнаруживаю такую сильную злость, что рву ручкой бумагу или ставлю такие жирные точки, которые отпечатываются сразу на шести страницах. Прожитая, выпущенная злость уходит, я прихожу в более сбалансированное состояние, готова к конструктивному диалогу, а порванные страницы потом напоминают, какую помощь можно получить от дневника.

Не стесняйтесь проявлять симпатию и восторг. Недавно я познакомилась с девушкой такой красоты, что было не оторвать от нее глаз: «Так любуюсь тобой!» – честно призналась я ей. И это сразу сняло напряжение, с которым она отнеслась к моему внимательному взгляду. Можно, конечно, всю жизнь тренировать непроницаемый покерфэйс, но зачем? Наши непроявленные эмоции всегда выдает некоторая неестественность, зажатость, странное поведение. Вроде сдерживаешь симпатию, чтобы не напугать человека, а он думает, что у него петрушка в зубах застряла, раз на него так странно смотрят. Проявление симпатии может слегка ошарашить собеседника – но лично я хочу жить в мире, где мы открыто проявляем друг с другом разное, даже ошарашивающе приятное! «Не могу уйти, настолько с тобой хорошо», «Плачу от благодарности», «Выхожу на берег, а там такой простор, такое небо, что в голове только нецензурно-восхищенное: “Твою ж мать!”». Не запирайте всю эту энергию под «крышкой» – миру нужно ваше восхищение!

Вместо страшной фразы: «Нам надо поговорить», попробуйте начинать важные разговоры по-другому. У большинства из нас есть страх перед «выяснением отношений», но в то же время мы понимаем, что искренний разговор помогает многое прояснить, высказаться самому и услышать другого. Предлагаю не проводить такой разговор в атмосфере глубокой мрачности, а предварить его словами: «Кажется, нам есть что отпраздновать!» А если между вами конфликт, и слова завели вас в воронку взаимных упреков – то бывает приятно, скажем, побить друг друга подушками. Это и смешно, и дает возможность выйти из словесной ловушки, где каждый на сложных щах цепляется к другому. Находите свои способы говорить о дребезжании – главное, не делать вид, что его нет.

Высказывайте дребезжание через состояние. Многие непростые разговоры мы откладываем или заминаем, потому что теряемся, как такой разговор начать. И лучший способ, какой я знаю, – это глубоко вдохнуть и на выдохе признаться как есть: «Я даже не знаю, как начать этот разговор, но мне он необходим»; «Боюсь, что ты разозлишься»; «У меня что-то дребезжит внутри, хочу с тобой прояснить один вопрос». Такая искренность и открытость показывают собеседнику, что вам важны отношения с ним и вы пришли с миром.

Устраивайте пятиминутки нытья. Иногда, чтобы выпустить пар, достаточно буквально пяти минут. Мой друг Антон, бариста, один из самых добрых и солнечных людей, кого я знаю, рассказал мне секрет своего утра и ровного настроения на весь день: «Будильник стоит на шесть. Лег я в четыре. Когда он звонит первый раз, я знаю, что у меня есть пять минут на то, чтобы пореветь, пожалеть себя, посокрушаться, что так поздно лег, поныть, что я никуда не хочу. И я искренне предаюсь этому целых пять минут. А потом звонит второй будильник. Тогда я встаю, умываюсь и иду делать свою работу. Распространять добро и кофе!»

Утраты

Горе – это просто любовь,

которой некуда идти.

Джеймс Андерсон

– Я не пою, – сказала давняя подруга, когда я протянула ей гитару.

Мы встретились на душевном девичнике, и мне сразу захотелось услышать ее проникновенный голос и те талантливые самобытные песни, которые она пела еще в нашей юности.

– В смысле не поешь? – мои брови задрались, кажется, к самому затылку.

На долю секунды мне даже показалось, что я ее с кем-то перепутала. Но нет же – это была она, моя подруга, которую я когда-то впервые увидела именно поющей под гитару. Я не раз слышала ее песни со сцены, у походного костра, у камина в загородном доме… Ее альбом был у меня еще на CD-диске!

– С тех пор, как мы с ним расстались, я не могу петь… Сразу плачу, – объяснила она.

Я не могла поверить своим ушам. Конечно, я помнила, что они с парнем играли в одной группе, а потом драматично расстались. Но ведь прошло пятнадцать лет, столько всего изменилось, она давно счастливо вышла замуж!

– А как же твой нынешний муж? Неужели он не знает тебя поющую?! – все не могла поверить я.

– Нет, – отрезала она, отведя взгляд в сторону.

Внутри меня все сжалось от боли и непонимания.

Устроившись с ней рядом, я стала расспрашивать, как же так вышло. Как получилось, что такая значимая часть ее жизни оказалась не просто поставленной на паузу, а фактически похороненной вместе с юношескими отношениями? Подруга рассказала, что они с тем парнем так ни разу и не поговорили. За столько лет! Сначала было слишком больно, потом слишком сложно, потом… Как будто уже не важно.

Тем вечером я все же рискнула осторожно подсунуть ей гитару – ну так, хоть струны поперебирать. Подтянулись друзья, стали просить песен, и она решилась. Она пела и плакала. Плакала и пела. Боже, как она пела! Сбивалась, с трудом вспоминала аккорды и слова. Ее пальцы сначала путались, не слушались, но, как оказалось, все прекрасно помнили. А голос преодолевал сдавленность и хрипотцу – будто заново ощупывал связки, диафрагму, резонанс.

До сих пор помню свои