– Хорошо, – сказал он. – Буду начеку, и если замечу что-то важное, то просто исполню свой долг.

– Отлично, Богдан, – улыбнулась Ева.

Они попрощались, и он выключил компьютер, ощутив в голове ясность впервые за много недель. И хотя Богдан не привык руководствоваться чувствами, сегодня он вдруг ощутил надежду: еще можно что-то изменить.

Глава 22

Вера Петровна и Гриша вышли прогуляться на закате, когда жара хоть немного разжала свои душные тиски. Солнце тонуло в пушистых макушках деревьев на горизонте, но фонари уже зажглись, поэтому гулять было не страшно. По традиции мать с сыном совершили пару кругов вокруг общежития, а потом дошли до продуктового в конце улицы. По дороге они задержались во дворе с детской площадкой, где сын исследовал небольшую песочницу, пока Вера отдыхала на лавочке неподалеку. Иногда Олеся увязывалась за ними (ей нравилось нянчиться с мальчиком), но чаще Вера Петровна предпочитала гулять без посторонних. Она слишком много времени проводила среди чужих людей, и это действовало на нее почти столь же изматывающе, сколь дневная жара.

Глядя, как Гриша перебирает ручками песок, Вера Петровна внимательно отслеживала его дыхание. Скорую больше вызывать не пришлось, она лишь продолжала давать ему выписанные врачом таблетки, – и все же ей казалось, что в общежитии сын дышал тяжелее. Как-то раз, наводя порядок в комнате, они с Олесей обнаружили черную плесень под линолеумом. Вера Петровна подумала, что причина аллергии может быть в ней. Городок, где они оказались, находился в низине, а зданию было не меньше пятидесяти лет: стены его, судя по всему, насквозь отсырели, несмотря на летнюю жару. Из-за этого домой хотелось еще отчаяннее, но точных сроков эвакуации никто не называл. Порой Вера Петровна чувствовала себя как в тюрьме, и только Лена была лучиком, который освещал ее жизнь из внешнего мира.

После того митинга и волнений Вера звонила дочери каждый день, чтобы услышать ее голос хотя бы на несколько минут. Она, конечно, не жаловалась Лене на тяжелые будни, скорее, наоборот, пыталась больше разузнать про дочь. Если раньше в разговорах с Леной Вера Петровна предпочитала изливать свое одиночество, жалобы и обиды, то теперь всячески оберегала ее от этого, задавая аккуратные вопросы: «Как с работой?», «Как с Яном?» Лишь бы поменьше говорить о себе.

Причиной этих изменений стало, конечно же, глубокое чувство вины. Оно зародилось в Вере Петровне после того, как ее дочь оказалась объектом агрессии. И неважно было, что Лена никогда бы не узнала о том сообщении. Главное, что о нем не могла забыть сама Вера: оно виделось ей камнем, который она, сама того не ведая, бросила в дочку. В единственного родного человека, который у нее остался, кроме сына.

Будь у Веры Петровны больше способностей к рефлексии, она бы, возможно, распознала в этом не столько вину, сколько обострившийся инстинкт самосохранения. Еще никогда Вера не была так далеко от дома, одна. Еще никогда в ее жизни не было так много неопределенности. А Лена все же была не только ее дочерью, но и опорой: человеком с работой, доходом и возможностью помочь, если все станет еще хуже. Портить отношения с ней сейчас точно не стоило. К счастью, Вера Петровна не была так сильно склонна к рефлексии, поэтому вполне чистосердечно признавала за собой глубокую вину перед дочкой. Она решила сполна вернуть ей долг в виде любви и понимания, накопленный за жизнь.

Лена отвечала, как всегда, коротко и спокойно, слушала внимательно и каждый раз интересовалась, как там Гриша. Неосязаемая стена между ними никуда не делась, но хотя бы стала видимой для Веры Петровны. А признать проблему – это уже полдела.

Возвращаясь из магазина и уже подходя к общежитию, Вера Петровна заметила на обочине два небольших автобуса, полных людей. У крыльца что-то кричала, активно жестикулируя, незнакомая женщина, высокая и худая. Вход в общежитие ей (и, видимо, всем новоприбывшим) преграждала степенная консьержка. Она, казалось, ничуть не терялась под давлением ситуации, отвечая низким раскатистым голосом.

– Куда я, по-вашему, их дену? Нет мест!

– А я их куда дену? У меня распоряжение и расписание! Пятьдесят человек!

– Да девайте куда хотите, но у нас мест нет!

Эта перепалка встревожила Веру Петровну. Если места кончились, куда поселят новых людей? И откуда они вообще взялись? Появилось нехорошее предчувствие.

Мужчина, на вид ее ровесник, вышел из автобуса, чтобы размять ноги. Вера Петровна подошла к нему, не желая встревать в ссору между женщинами.

– Вас тоже эвакуировали?

– Как видите.

От него горько пахло табаком, и Вера невольно отстранилась – запах напомнил о бывшем муже.

– А вы откуда?

– Лесниково.

Этот городок находился совсем рядом с поселком Веры Петровны, если ехать дальше по трассе от Кургана и не сворачивать перед Ясной Поляной.

– А вы случайно не знаете, что там в Колесникове?

– Да погорело все к чертям до самого Лукино. Вот к Лесниково ползет, дороги из-за дыма не видать, нас и вывезли.

– Стойте-стойте, как погорело? И Колесниково?

– Да, мы сами забирали с трассы последних, кто не успел уехать. Можете у них спросить. – Он сделал неопределенный жест в сторону автобуса. Всмотревшись в темные окна, Вера Петровна с ужасом узнала несколько лиц.

Не вникая в крики сопровождающей, Вера Петровна подхватила сына и ворвалась в автобус. Пассажиры подтвердили слова мужчины. Да, и в Колесниково пришли пожары, да, погорели. Да, и панельная Верина пятиэтажка тоже.

Она вышла из автобуса и отыскала взглядом свое окно. Там виднелся силуэт Олеси, застилающей постель на втором ярусе. Вера Петровна почувствовала себя бездомной собакой, и, если бы не слезы, она бы закричала, но крик утонул в подступивших к горлу рыданиях. Теперь у нее не осталось дома. Ей некуда было бежать.

Часть вторая

Глава 23

Лена, конечно, предчувствовала, что судья откажет в удовлетворении иска. И все же верила в лучшее, как верят люди молодые, едва выпорхнувшие из престижного учебного заведения. Они верят в букву закона, а не в горькую правду жизни. Так дети верят родителям, еще не зная, что даже они могут ошибаться. Поэтому, когда судья дочитала резолютивную часть решения до конца монотонным, бесцветным голосом, что-то в Лене оборвалось и повзрослело.

Поймав взгляд Наума, она заметила все ту же улыбку в его глазах и в очередной раз позавидовала искре, неистребимо мерцающей