Он убрал звук, чтобы остановить поток информации и голосов. И, не выдержав молчания, Захар взвыл сам, до боли в груди, но даже этот рев не смог заглушить равнодушный шум дождя. Вода просилась в окна, билась в стены, в крышу. Подкатывала к порогу, как морская волна, и Захар ощутил, каким влажным стал воздух за последние несколько дней. Таким тяжелым и мокрым, что нечем стало дышать. Новое время выдавливало его из себя, как ненавистный фурункул из идеального тела.

И он стих, слушая этот шум как набат, как эхо войны. Он слушал и делал глоток, когда становилось невыносимо, когда лицо Илоны слишком отчетливо возникало перед ним. Она, наверное, думала, что он не способен на чувства, но нет. И вот в бокале закончился алкоголь, а легче не стало. Вода не соглашалась умолкнуть, перестать.

Тогда Захар подошел к высокому окну, плотно закрытому на блокиратор. Он повернул ручку, и шум ворвался в комнату, словно эта ручка отвечала за громкость. Захар почувствовал на лице мелкие капли дождя, возникающие из воздуха и отскакивающие от подоконника.

Однако ему понравилось: шум дождя заполнял внутри место Илоны. Поэтому Захар пошел на кухню и открыл еще одно окно. Потом еще, и еще одно, пока во всем доме не осталось ни одного закрытого окна. Стереозвук, наступающий со всех сторон, пьянил не хуже алкоголя, но Захар все равно налил еще стакан и опрокинул его в глотку. Он простоял так несколько минут, вдыхая тропический воздух и наслаждаясь тем, как удачно ему удалось заглушить поток собственных мыслей. Как удачно ему удалось выместить Илону из своего сознания.

И вдруг ее лицо возникло перед ним вновь. Зачем она причиняла ему боль даже после смерти? После смерти ли? Как может слово «смерть» и ее имя стоять в одном предложении? Конечно же, он должен убедиться, должен поехать туда, на место происшествия, чтобы собственными глазами все увидеть. А может быть, чтобы спасти Илону от тех, кто прячет ее. Может быть, это все заказная новость, проплаченная чертовым Матвеем, чтобы Захар не искал жену? Но нет, не на того напали. Захар тупо воткнул ступни в кроссовки у входной двери. Сейчас он туда поедет и все выяснит. Если надо, снова подаст в суд. Если надо, снова проиграет.

Захар рванул на себя входную дверь – она распахнулась и ноги мигом промокли. Он посмотрел вниз и понял, что с улицы в его дом затекает вода. Что больше не видно дорожки на газоне, а сам газон превратился в бескрайнюю лужу. Кроссовки пропитались водой, и их захотелось сбросить, словно они одни были причиной наводнения. Захар наклонился, чтобы высвободить ноги из липкой ткани, но потерял равновесие и упал, поскользнувшись на кафеле.

«Как хорошо, что теперь точно никуда не надо идти», – подумал он, закрывая глаза и наслаждаясь тем, как приятно вода холодит шею и притупляет острую вспышку боли в затылке.