Обменявшись неловкими улыбками с Верой Петровной, Матвей без всяких предисловий подхватил Гришу на руки. Мальчик так сильно удивился этому внезапному знакомству, что даже перестал рыдать.

Они совершили последний забег через здание аэропорта. Лена стыдливо отводила глаза от скоплений людей, ожидающих посадки у многочисленных выходов. Как бы Лена хотела забрать с собой каждого. И чем больше ей этого хотелось, тем быстрее она шла, чтобы не видеть их.

Машина аэропорта доставила их к трапу, и дверь джета с почти торжественной медлительностью поползла вверх. Снова очутившись внутри теплого салона, Лена была близка к тому, чтобы расплакаться от восторга и усталости.

– Мама, садись, отдыхай, – выпалила она, указав Вере на диван.

Гриша совсем вымок, так что мать и сестра в четыре руки принялись снимать с него одежду. Дверь в салон закрылась, и шум дождя стих, оставшись где-то там, снаружи. Торопливо занимаясь братом, Лена не сразу заметила, что в салоне появилась еще одна женщина. Она стояла в углу, смущенно ссутулившись у кресла. Лицо показалось Лене знакомым.

– Знакомьтесь, Илона. Она полетит с нами, – сказал Матвей.

Илона кивнула и села в кресло, словно до знакомства это не было позволено. Она до сих пор не могла поверить, что Регина попросила за нее у Матвея. Когда она вошла в самолет, то по его лицу поняла, что он чем-то встревожен и раздосадован. Так Илона еще больше убедилась в мысли, что он расстроен из-за отсутствия Регины и она занимает чужое место.

– Ну что, когда вылет? – спросила Лена.

– Надеюсь, скоро. Пока не дают разрешение. Так что ждем, – сказал Матвей.

– Там хаос. Нам лучше выбираться поскорее, тем более погода ухудшается, – заметила Лена. – Что, если нам вообще не разрешат взлететь?

Матвей задумался, ушел к пилоту посоветоваться о чем-то и вернулся через несколько минут.

– Надо ждать, – повторил он.

Лена в бессилии опустилась на диван рядом с мамой. Вера Петровна уронила голову ей на плечо: плечу стало немного больно, но Лена не возражала. Один этот день, казалось, опустошил ее до дна, и она не могла представить, сколько всего пришлось вынести маме за то время, что она добиралась сюда.

Матвей предложил перекусить, и они подкрепились легким ужином (пригодился небольшой запас продуктов, который они сделали, покидая Окунево): салатом, сыром и запеченной рыбой, разогретой тут же на борту. Вера Петровна и сама чувствовала себя словно рыба, которая долго металась на берегу и наконец очутилась в воде. Она уже забыла, как холодят кожу капли дождя. Она уже неделю не ела горячую еду. Вера уснула вслед за сыном, обессилевшим от слез, и Лена уложила их рядом, укрыв пледом. Илона же вела себя так, будто пыталась сойти за элемент интерьера. Казалось, если самолет задержится еще хоть чуть-чуть, она уйдет, и Лена никак не могла понять, в чем причина этой странной неловкости.

– Иди ко мне, – попросил Матвей, опустившись в кресло.

Лена села к нему на колени и уткнулась носом в его ключицу как ребенок. В сумеречной прохладе хотелось спать. Лена прикрыла глаза и загадала, чтобы им поскорее разрешили улететь.

Глава 43

Перрон напоминал переполненный плот посреди моря. Сотни людей, некоторые уже не первый час, ожидали отправления. Последний поезд подошел к платформе всего несколько минут назад, и счастливчики, которым повезло выкупить себе места, постепенно наполняли вагоны. Поезда уходили в целом по расписанию, но их не хватало. Некоторые пассажиры, не успевшие купить билеты, просили проводников взять их хотя бы до следующей станции. Пространство звенело от шума, эха и детского плача, который вспыхивал то там, то здесь, как лесной пожар. К счастью, дождь не попадал сюда: платформы были полностью скрыты под единым навесом. Но в самом конце, там, куда смотрела голова состава, виднелась серебристая стена из дождя, стекающего по гофрированному навесу.

То и дело относительное затишье прерывалось новостью о том, что в трех километрах от вокзала размыло пути и поезда встали. Как правило, в течение часа появлялось опровержение – фотографии от тех, кто уже уехал, – но тревога и страх не утихали.

Богдан держал Катю на руках, наблюдая, как Кристина что-то читает в телефоне и резко двигает пальцем по экрану.

– Перестань, что ты там ищешь? – спросил он, опуская Катю на землю.

Он постоянно забывал, какая взрослая у него дочь, зато спина каждый раз напоминала об этом болью в пояснице.

– Просто новости, – сказала Кристина и убрала телефон в карман.

– Почему папа не едет с нами? – спросила Катя.

Богдан боялся этого вопроса, но Кристина спасла его:

– Папа приедет позже, когда доделает работу.

По лицу девочки было видно: ответ ее не устраивал. Мысль о том, что его дочь слишком умна, чтобы верить глупым отговоркам взрослых, вызвала у Богдана умиление, и он невольно улыбнулся. Хотя доля правды в словах его бывшей жены действительно была. Богдану предстояло разобраться с банкротством его компании. Первый шаг он сделал сегодня: подписал необходимые бумаги. Но оставалось еще много неприятных процедур. Он чувствовал ответственность за сотрудников и убеждал себя, что именно в этом состоит причина, по которой он остается. На самом деле половина тех, о ком он беспокоился, либо покинули город, либо уже находились в пути. Город бежал. Но Богдану бежать не хотелось. Он с горечью подумал, что запустить процесс банкротства оказалось легче, чем он ожидал.

Богдан потратил на строительство своей компании половину жизни, и вот теперь тысячи людей по всей стране проклинают ее, оставшись без домов. Долгое время где-то в глубине души он думал: после того как он поставит свою подпись и запустит этот процесс, жизнь закончится. Словно Богдан – режиссер, который на смелой ноте закончил свой фильм и пустил титры. Он сдался и проиграл, и потому казалось странным оставаться живым, принимать пищу, ходить по улицам, – ему ничего больше не хотелось. Может быть, поэтому последние сутки он посвятил поиску билетов для бывшей жены и дочки – чтобы хоть как-то заставлять себя дышать. И вот сейчас, провожая их на заполненном перроне, он не знал, что будет, когда отойдет поезд. Наверное, теперь-то и должны пойти титры. А если нет? Куда ему идти, что делать? Неизвестность обезоруживала. Ведь та неизвестность, которую Богдану довелось испытать в бизнесе, дышала азартом, вызовом и свободой. Но эта неизвестность была другой – ненужным вакуумом.

– А ты? – спросила Кристина его так, чтобы Катя не услышала.

Дочь в этот момент отвлеклась на девочку лет двух, которая капризничала на руках у матери.