– Приходи завтра в полночь со своей чертовой исповедью. Но девчонку трогать не смей.

Аксинья что-то пробухтела, но хватило ума не спорить. Она вышла из комнаты и не удосужилась прикрыть за собой дверь, отчего сквозняк в комнате начал разгонять табачный дым по коридору, проникая в другие покои. Я быстро потушил сигарету о ладонь и выкинул бычок в окно, после чего лег на кровать и накрылся одеялом. Дверь так и осталась открыта.

Пусть смотрят, кому надо.

Проснувшись наутро, к удивлению, осознал, что дверь закрыта. На краю кровати лежал рисунок – цветок, нарисованный детской рукой, и внизу приписка:

Маей падруге Грише.

Я не сдержал улыбки и убрал подарок в стол, где лежали еще не менее десятка подобных, напоминающих, что я могу чувствовать что-то еще, кроме уничтожающей ненависти ко всему живому.

Глава 30

Живой мертвец, рожденный

на священных землях

Девятимесячный ребенок лежал в люльке и сладко причмокивал во сне, сжав маленькие пухлые ручки в кулак. Голова была повернута в сторону окна, которое закрыли буквально полчаса назад, когда младенец заснул крепким сном и избавил нянек от постоянного крика – они уже наслушались гортанных возгласов старшей из детей Вильских, Саши, когда та была в таком же возрасте. Но, в отличие от дочери, сын рос в любви матери, не позволяющей часто отлучаться от Леши. Бо́льшую часть времени Аксинья проводила с ребенком, одаривая теплом и любовью. Саша не завидовала, нет, она, наоборот, радовалась, что мать стала меньше цепляться к внешнему виду дочери, ее повадкам и манерам. Младшая Вильская стала много времени проводить с Азаровым, ставшим девочке не только другом, но и наставником, первым учителем на жизненном пути.

В комнате было тихо, только настенные часы отбивали секундный ритм, в очередной раз оповещая о том, как неумолимо мчится время. Леша заворочался в кроватке и повернулся на бок. Аксинья лежала рядом и во сне держала край люльки, на случай, если вдруг сын решит проснуться и поесть. Сашу она не кормила грудью вовсе, а вот второе дитя для нее было чем-то вроде божества. Старшая Вильская воевала в первые месяцы за каждую каплю молока, не желая, чтобы Лешу кормили прислуги.

Рука женщины дрогнула во сне и упала на пол. Дитя и мать спали так крепко, что не почувствовали мороз, окутывающий их комнату. Не видели, как потолок и стены покрылись тонким слоем инея, а сквозь дверь проскользнули две фигуры, держащиеся за руки. Екатерина и Петр, забыв про разногласия при жизни, пришли к мирному соглашению после смерти, осознав, что терять им больше нечего.

Женщина вела за собой мужа, который едва волочил призрачные ноги и постоянно оглядывался, будто боялся, что в комнату может ворваться кто-то, кто во второй раз сотрет их с лица земли, вновь отогнав в темный тесный гроб, откуда так сложно было выбраться. Но защита начала слабеть еще тогда, в морозную ночь, когда на свет родился мальчик, судьбе которого не позавидует и сам Сатана.

Вскормленный молитвами… Какое прекрасное сочетание для того, в ком нет ни капли божественного и религиозного, только лишь слабые отголоски, доставшиеся от Создателя.

Азаров.

Вся его натура была противоречива – его не забирали в ад, но и не принимали на небесах, ожидая, когда он выполнит свою миссию здесь, на земле. Мальчик должен был умереть при родах, но вопреки всему выжил, порождая цикличность, которой в этот раз придет конец.

Призраки это чувствовали. Их тела материализовались, эмоции обострились, как при жизни, что давало гибельную надежду на то, что после смерти они наконец-то смогут обрести покой.

Нужно только забрать душу третьей пешки с собой, вывести ее из игры, чтобы он не закончил начатое и оборвал последний круг ада.

Екатерина отпустила руку покойного супруга и горделиво прошлась до люльки, едва ли касаясь каблуками пола. Она скрестила ладони на животе и склонилась над кроваткой малыша, внимательно всмотревшись в его лицо – такое живое, залитое румянцем. Императрица хотела было стереть остатки молока с губ младенца, но ее рука прошла насквозь, а сама она отшатнулась, как будто ей дали пощечину. Екатерина судорожно начала крутить головой из стороны в сторону, поворачиваясь на все триста шестьдесят градусов, пытаясь осознать, где оступилась. Петр, занервничав, подошел к супруге и раскрыл рот, откуда не вырвалось ни стона, ни звука. Она отмахнулась от него, как от назойливой мухи, запрокинула голову назад и закричала так, что в окнах потрескались стекла.

Леша проснулся и громко заплакал, испугавшись. Аксинья подскочила на кровати от громкого крика ребенка и, забрав его из кроватки, прижала к себе и достала грудь, предлагая поесть. Младенец припал к соску и жадно стал пить молоко, причмокивая. Мать еще не до конца проснулась, чтобы увидеть, как в темноте сын улыбается отчаявшимся призракам, не получившим то, за чем пришли. Спустя несколько минут Вильская положила сына обратно в люльку и накрыла одеялом, а следом улеглась сама, тут же заснув.

Екатерина к тому моменту успокоилась и перестала кричать, только с ненавистью смотрела на сладко спящего младенца.

Он их обыграл.

Снова.

У Леши не было души.

Только физическая оболочка.

Он жил, будучи мертвым с самого рождения.

Глава 31

Александра Вильская

– Цып-цып-цып.

Я медленно подходила к голубю, приманивая того хлебными крошками. Оля сидела в кустах и крутила указательным пальцем у виска, явно посчитав мои действия бредом. Я шикнула на подругу и продолжила наступать на голубя, который из-за сломанного крыла не мог никуда деться от одержимой помочь девочке, напоминающей в данный момент сумасшедшую.

– Цы-ы-ы-ып, цып…

– Голубь не курица, чтобы приманивать его таким образом! Ради всего святого, просто возьми тряпку с травы и обхвати птицу!

Оля не выдержала подобного издевательства и неуважения и вышла из нашего укрытия, схватив рваные лоскуты с земли, и, подобно варвару, с криком побежала на голубя, который от подобной картины даже перестал пытаться спастись. Он пару раз глуповато моргнул, курлыкнул, и вот уже его тельце было бережно обернуто в тряпки.

– Не дыши, – парировала Оля, когда я открыла рот, чтобы похвалить ее талант. И поэтому я вместо этого обиженно показала язык и отвернулась.

Не прошло и трех секунд, как я вновь встретилась лицом с подругой и начала гладить указательным пальцем голову и спину голубя. Он смиренно