штаны скрывали наготу. Босыми ногами ступал по прохладному полу, выкидывая сигарету и закрывая за собой ставни окна. Я подошел к железному тазу с горячей водой, опустил ладони и ополоснул их от запаха дыма, предварительно намылив огрызком лавандового мыла. Обтер руки досуха и лег на кровать, заведя одну руку за голову, а вторую положив на живот.
– Может, Саше подыскать учителя-мужчину, лет пятидесяти, который сможет заставить стушеваться и начать обучаться нормально?
Я разговаривал сам с собой, прогоняя возможные варианты в голове. Саша отнюдь не была глупа – она всего лишь любила изводить людей, в первую очередь Аксинью, которая потеряла всякую надежду на благоразумие дочери. Зачастую можно было увидеть в коридоре, как женщина орет на ребенка и закидывает руку для удара, но от отчаянного шага ее сдерживали лишь пересуды, которые непременно возникнут после ее действия в отношении дитяти. Аксинья просто молча разворачивалась, уходила прочь по своим делам, оставляя Сашу тихо плакать и закрываться в комнате.
– Может, спросить у Николая? Он наверняка сможет посоветовать хорошего учителя. Да, можно попробовать…
Преисполненный собственными мыслями, я нахмурился, когда в дверь тихо постучали. Кинул беглый взгляд на часы – без пяти минут полночь. Кого угораздило прийти в такое позднее время?
Я встал с кровати, накинул на плечи рубашку, не удосужившись застегнуть на пару пуговиц, чтобы скрыть наготу, и открыл дверь, выдохнув через рот от удивления. На пороге стояла Аксинья и нервно перебирала подол платья, подчеркивающего фигуру. Блуждая взглядом по коридору, она стояла ко мне полубоком и настолько была погружена в свои мысли, что не заметила, как дверь распахнулась.
– Чем обязан в столь поздний час? – тихо спросил я, боясь, что кто-то может услышать, и тогда сплетен не избежать. Вильская вздрогнула и чуть было не вскрикнула, но вовремя сдержалась и развернулась, посмотрев на меня своими зелеными глазами с хитрым прищуром – точь-в-точь как у Саши. Женщина кивнула в сторону отворенной комнаты. Я отошел в сторону, пропуская Аксинью, после чего закрыл за собой дверь, заперев ее на щеколду, чтобы незваные гости не нагрянули.
Женщина прошлась по комнате и села на кровать, устремив взор в окно, сморщив нос от запаха сигарет, который едким дымом ударял в нос. Я встал в паре метров от Вильской, облокотился правым боком о стену, скрестил ноги в лодыжках, а руки засунул в штаны.
– Мне повторить свой вопрос?
– Не стоит, – с раздражением в голосе произнесла мать Саши и выпрямила спину, – я пришла поговорить. Точнее…
Слова застряли на языке у женщины. Казалось, что она просто не могла договорить фразу до конца. Потому что никогда подобного не произносила. Часы в коридоре пробили полночь, но Аксинья все безмолвствовала. Я не торопил ее, но чувство усталости после тяжелого дня накатывало волна за волной, клоня в сон.
– Я пришла попросить тебя, Азаров, – процедила сквозь губы Вильская и резко развернулась лицом, положив ладони на кровать. Я не подал виду, что меня удивили ее слова, хотя в голове начали копошиться мысли, подобно рою пчел.
– Сделаю все, что в моих силах.
– Мне нужен человек, которому я смогу выговариваться, делиться переживаниями, чтобы освободиться…от грехов.
– Все вышеперечисленное может сделать батюшка в местной церкви. Прости, но не возьму в толк, при чем здесь я.
Аксинья разве что не закатила глаза и не цокнула, недовольная тем, что я заставляю оправдываться и подводить ее к позору.
– Я ненавижу этих местных зазнавал, от них одни проблемы. Тем более настоятеля церкви подкупил Андрей, желающий узнавать грехи приближенных, чтобы иметь рычаги давления. Нет, мне туда нельзя. А ты… Ты один почти что вызываешь у меня доверие.
– Почти что? – с усмешкой спросил я.
– Да. Это всяко лучше, чем ничего.
Я отошел от стены и остановился рядом с Аксиньей, склонившись над ней. Она подняла испуганный взгляд, но спину продолжала держать ровно, показывая, мол, ты не тот человек, Азаров, перед которым стушуюсь, подобно трусливому зайцу. В свои шестнадцать лет я выглядел более росло, чем ровесники. Вильская опустила взгляд и коснулась пальцами моих рук, проводя по узорам шрамов.
– Чего ты добиваешься, Аксинья?
– Я прошу просто выслушивать меня. Раз в неделю, не чаще. Неужели в твоем пансионате не учили, что нужно помогать заблудшей душе?
– Заблудшей – да, но при чем здесь ты?
Вильская шикнула и впилась ногтями в мою ладонь, прорывая кожу, где начали выступать кровавые капли, сгущаясь и падая на пол. Я не дрогнул, только тряхнул рукой, продолжая наблюдать за тем, что еще сможет вытворить эта невозможная женщина.
– Если ты не согласишься, я расскажу Андрею, что ты домогался меня.
– Твое право. В таком случае я пойду к нему и напрямую спрошу, когда последний раз у вас была связь. Призову повитуху и заставлю тебя раздвинуть перед ней ноги, чтобы она на всеобщее услышание сказала, действительно ли был акт насилия. Аксинья, я не тот человек, с кем ты можешь бодаться. На каждую твою выходку я выдам без малого десяток. Не стоит начинать дружбу и просьбу с угроз.
– Тогда я отошлю девчонку прочь отсюда. В какой-нибудь монастырь, в богом забытое место. Скажу Андрею, что дочь одержима дьяволом и только священные мощи помогут ей излечиться и встать на путь истинный.
– Одержимость дьяволом – не болезнь, а выбор. Ты можешь ходить в церковь, поклоняясь Богу и умоляя его простить грехи, а можешь склонить колени перед падшим ангелом, который дарует тебе покой и справедливость. Две стороны медали не имеют единой истины. А что касается Саши, – я наклонился так низко, что между нами осталась буквально пара сантиметров, – тронешь девчонку – поедешь следом, только вперед ногами и под поминальную песню.
– Ты угрожаешь мне? – со стальными нотками в голосе прошипела Аксинья – она хотела придать своему тону уверенности, но от меня не ускользнуло, как в нем промелькнула паника.
– Угрозы – пустой звук. Зачастую их не претворяют в жизнь, надеясь, что неразумный собеседник поймет с первого раза, что не следует делать. Я лишь предупреждаю. Как ты думаешь, кто избавляется от ненужных людей императора и твоего названого супруга?
Последние слова я прошептал на ухо женщине и усмехнулся, когда она отшатнулась назад и схватила золотой крестик на груди, почти что вжавшись спиной в кровать. Достал сигарету из кармана, поджег ее от свечи, стоявшей на столе неподалеку, и затянулся, выпустив облако дыма в лицо Аксинье. Она затаила дыхание, но, надо отдать должное, не закашлялась.
Я отвернулся и дошел до окна, открыв его и впуская в