Я почувствовала, как на меня, словно рентгеном, ощупывают зеленые глаза травницы. В ее взгляде читалось одновременно и любопытство, и предостережение. Она словно видела меня насквозь, знала все мои мысли и намерения.

— Что ж, — сказала я, стараясь держаться как можно увереннее, хотя внутри все дрожало от страха и неуверенности. — Посмотрим. Я не боюсь трудностей. И мне понадобится ваша помощь. Без вас мне здесь не справиться.

Они переглянулись. В их глазах я прочитала лишь скепсис и сомнение. Но, кажется, где-то в глубине, под толстым слоем недоверия, все же мелькнула какая-то искра надежды.

— И чего тебе от нас надобно? — усмехнулся кузнец, которого кажется зовут Кузьма.

— Здесь есть много мужской работы, — я кивнула в сторону фермы. — Где-то что-то поправить, где-то что-то отремонтировать, а где-то и снести вовсе. Да и коров надо ветеринару показать, где у вас здесь в округе ветеринар?

— Ветра… кто? — удивилась травница.

— Лекарь для коров, — нахмурилась понимая, что современное слово «ветеринар», скорее всего этим людям незнакомо.

— Дак я могу глянуть, — кивнула женщина. — А отдельных коровьих лекарей у нас отродясь не водилось. Коли чего с животиной приключится, я травку заварю, примочку сделаю, заговор шепну. И все как рукой снимет!

Тут из-за моей спины донеслось громкое, отчетливо недовольное мычание, эхом разнесшееся по территории фермы. «О, нет, только не сейчас,» — пронеслось у меня в голове. Кажется, моя «особенная» порода в лице коровы Буренки не собиралась молчаливо наблюдать за происходящим.

— Да уж, поможешь ты, — проворчала Буренка, высунув свою оранжево-белую морду из-за кустов. Ее взгляд был полон укора и презрения. — Как глянешь, так три дня потом лежу, мучаюсь. Твои примочки мне, как мертвому припарка. От них скорее на тот свет отправишься, чем от болячек. Ты бы лучше свои травы на мух перевела, от них хоть толк был бы, а мне только живот крутит.

Я вздрогнула. Кажется, Буренка сегодня особенно красноречива. Травница, услышав голос моей коровы, сначала немного оторопела. Ее лицо, испещренное сетью морщинок, на мгновение застыло в немом удивлении. Поджала тонкие губы в ниточку, но сразу же выпрямилась, вскинула подбородок, стараясь сохранить подобие достоинства. Но я-то видела, как предательски порозовели ее щеки, как дрогнули руки, сжимающие лукошко. Кажется, даже видавшая всякое травница не ожидала такого поворота событий и хамства от коровы.

Я же, на грани нервного срыва, мысленно проклинала все, что привело меня в эту забытую богом ферму. «Ну вот, началось», — обреченно подумала я, закатив глаза. — "Теперь нужно как-то выкручиваться из этой неловкой ситуации, чтобы не отпугнуть единственных людей, которые как-то согласились мне помочь и корове рот закрыть.'

— Это… — начала я, запинаясь, чувствуя, как горят щеки от смущения. — У меня просто корова такая… эээ… разговорчивая. Порода особенная. Очень редкая… голландская. С повышенным уровнем интеллекта.

Я говорила это, и мне хотелось провалиться сквозь землю. В голове билась одна мысль: «Ну, Алина, ты и попала. Завтра тебя будут показывать за деньги на местной ярмарке, как диковинную зверушку».

Кузьма, кажется, перестал дышать. Он стоял неподвижно, уставившись на Буренку с открытым ртом, словно увидел самого лешего, вылезшего из ближайшего болота. Его широкое, обветренное лицо побелело, словно присыпанное мукой, а глаза округлились от ужаса. Неужели они до этого не имели «счастья» общаться с Буренкой?

— Говорящая корова? — прошептал он, перекрестившись дрожащей рукой. — Да не может быть. А я еще не верил нашим мужика, которые говорили что на ферме творится нечистое. Это… это ж колдовство, — его голос сорвался на визг, и он сделал шаг назад, словно боясь, что Буренка сейчас заговорит с ним лично.

Я то думала местные все в курсе Буренки, но оказывается для кого-то ее болтливость все же в новинку. Неужели Степан заставлял ее помалкивать, чтоб окончательно народ не распугать.

— Колдовство, колдовство, — огрызнулась Буренка, закатив свои огромные карие глаза. — Сами вы колдовство. Нормальная я корова, просто немного умнее остальных. И вообще, у меня резь в боку. Лечить надо, а не обзываться. А если колдовство, то почему до сих пор здесь торчу, а не обитаю в королевском замке и не ем клубнику на завтрак?

Я поняла, что ситуация окончательно вышла из-под контроля и стремительно катится в пропасть. Нужно срочно что-то предпринять, пока Кузьма не начал пытаться изгнать темную магию из меня и Буренки одновременно, взывая к властям или кто у них тут за порядок отвечает, требуя чтобы нас сожгли на костре, чтобы избавить окрестности от нечисти.

— Ладно, Кузьма, — сказала я, стараясь говорить как можно более спокойно и убедительно-фальшиво. Внутри все кипело от тревоги и желания поскорее сбежать отсюда куда глаза глядят. — Не обращай внимания. Просто у нас тут своя специфика… фермерская. А вы, — я повернулась к травнице, пытаясь сохранить остатки самообладания, — действительно можете посмотреть коров? А то я в этом совсем не разбираюсь, — прикидываюсь дурочкой с переулочка, совершенно беззаботной. — И хотелось бы узнать, какие травы тут у вас растут, какие полезные, какие — не очень.

Травница, похоже, немного пришла в себя после встречи с говорящей коровой. Она кивнула, немного помедлив, словно взвешивая все «за» и «против». Ее зеленые глаза, проницательные и уверенные, сейчас немного растерянно бегали по сторонам.

— Могу посмотреть, — неуверенно сказала она, — травы тоже покажу. Да только… — она запнулась, покосившись на Буренку с явным опасением, — боюсь, с твоей коровой мне лучше не связываться. Уж больно она… языкастая.

— Да ладно, — усмехнулась я, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Не бойтесь. Буренка вредная, но отходчивая. Совершенно беззлобное создание, — пытаюсь убедить я женщину в том, в чем и сама-то не уверена.

Буренка, услышав эти слова, довольно замычала, а у меня в голове созрел безумный план. Если эти люди так боятся магии и необычного, то нужно использовать это в своих интересах. А говорящая корова, кажется, станет моим главным, пусть и немного безумным, козырем в этой непростой игре под названием «фермерская жизнь».

— Ну что, поможете? — спросила я, с надеждой глядя на Кузьму и травницу, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности и оптимизма. В душе же царил хаос и паника.

Кузьма все еще косился