И в этот момент в дверях показался он. Кристиан.

На мужчине была простая рубашка, лёгкая, чуть помятая — и с расстёгнутыми верхними пуговицами. Всего-то две — а эффект... Я даже руку на миг задержала в воздухе, не закончив резать морковь. Грудная впадина, ключица, светлая кожа. Он никогда не выглядел неряшливо, и тем более — небрежно, но сейчас был именно таким. И выглядел герцог… чертовски хорошо.

Я, признаться, залюбовалась. Совсем чуточку. Ну ладно — с секунд десять. Если бы кто-то в этот момент увидел моё лицо — не знаю, каким оно было, но уверена, что ничего достойного дворцовой этики в этом взгляде не нашлось.

И как раз тогда, когда я окончательно зависла, разглядывая всю эту картину — голос Орлина разрезал воздух, будто шлёпнул меня по затылку:

— Ваша Светлость, вы можете пока отбить этот кусок мяса.

Я дёрнулась. Старик стоял у охладительного ящика и, будто фокусник на сцене, извлёк оттуда вырезку — сочную, свежую, мясистую. Герцог, кажется, даже моргнул удивлённо, но кивнул и шагнул вперёд.

— Конечно, — спокойно ответил он, засучивая рукава.

И когда его пальцы легли на молоток, а рубашка подтянулась по спине, я поймала себя на мысли, что этот обед определённо будет самым горячим за всё моё пребывание в поместье. Мужчина встал у кухонного стола, аккуратно расправил вырезку и с таким видом взялся за молоток, будто собирался отбить не мясо, а честь герба своего рода.

— Только не переусердствуйте, Ваша Светлость, — предупредил Орлин, хитро прищурившись. — А то снова получится фарш.

— Это был один раз, — спокойно ответил Кристиан и ударил. Глухо, ровно, точно.

Я продолжала резать, стараясь не пялиться слишком открыто, но периферийным зрением замечала каждое движение: как напрягаются мышцы на его предплечье, как рука уходит вверх, а рубашка едва заметно соскальзывает с плеча. Не жарко ли стало на кухне? Или это просто мне кажется?

— Осторожно! — окрик старика вернул меня в реальность.

Я моргнула — и тут же поняла, что чуть не порезалась: лук из-под ножа выскользнул на край доски. И мой палец оказался спасён в последний момент.

— Всё в порядке, — пробормотала я, пряча смущённую улыбку.

— Это от вида благородной помощи на кухне, — заметил старик. — Дамы сразу теряют хватку. Да и мужчины, признаться, редко держатся.

— Орлин, ты сейчас намекаешь на что-то или рассказываешь это из личного опыта? — Кристиан не обернулся, но в голосе его слышалась улыбка.

— Я всё сказал, — буркнул мой напарник, но губы его тоже дёрнулись. Он явно наслаждался этим зрелищем — как и тем, как я краснею до ушей.

Когда мясо было отбито, герцог аккуратно передал его мне — и наши пальцы на мгновение соприкоснулись. Совсем чуть-чуть. Но этого хватило, чтобы внутри что-то щёлкнуло. Словно по коже пробежал ток, лёгкий, почти неощутимый, но вполне реальный.

— Спасибо, — сказала я, словно благодарила за мясо. Хотя сама не поняла, за что именно.

— Пожалуйста, — ответил он, и наш взгляд встретился.

Мы оба на секунду замерли — а потом что-то с грохотом рухнуло за спиной. Орлин уронил половник.

— Ох, неловко, — пробормотал он, поднимая его с пола и не глядя ни на меня, ни на герцога. — Возраст, пальцы не те. Всё из рук валится.

Старик аккуратно вытер утварь, делая вид, что ничего не заметил. Ни взгляда. Ни легкого замирания между нами. Я выдохнула и вернулась к кастрюле, хотя руки по-прежнему немного дрожали. А сердце… сердце колотилось так, будто это я отбивала мясо, а не Кристиан.

Обед получился быстрым, насыщенным и, на удивление, очень домашним. Всё вокруг наполнялось ароматами: пряный пар поднимался над мисками, печь приятно гудела, а огуречный салат, кажется, вышел идеальным — хрустящим, с едва уловимой кислинкой.

Мы накрыли на стол — не богато, но щедро: тушёное мясо с травами, запечённые корнеплоды, свежеиспечённый хлеб. Орлин сдвинул табуреты, достал из буфета кружки и молча поставил одну прямо перед Кристианом. Сели мы без церемоний. Просто — втроём за деревянным столом с паром над тарелками и запахом запечённого лука в воздухе.

— Что-то вы сегодня с душой на кухне поработали, Ваша Светлость, — заметил старик после первого куска мяса. — Не каждый день герцог готовит отбивную.

— Меня подкупила подача, — сдержанно ответил Кристиан, бросив на меня быстрый взгляд.

Я отозвалась короткой улыбкой и, чтобы скрыть смущение, принялась нарезать хлеб.

— Ещё пару таких обедов — и к нам, пожалуй, начнут сбегаться соседи, — проворчал Орлин, вытирая руки о полотенце. — Правда, ближайшие — за три лиги. Но запах, глядишь, долетит.

— Надеюсь, дракон не доберется до нас первым, — усмехнулась я. — А то вчера он уже пытался унести корзину с луком.

Кристиан едва заметно улыбнулся, откинулся на спинку стула, наблюдая за мной.

— Ты преувеличиваешь, — сказал он, — он просто осматривал её. Возможно, проводил инвентаризацию.

— Ага. Зубами, — фыркнула я и встретилась с ним взглядом.

Мужчина смотрел внимательно и почти тепло. Не как герцог, а как человек, которому здесь… хорошо. И от этого взгляда внутри будто что-то сдвинулось. Я опустила глаза в тарелку, стараясь не выдать ни смущения, ни щекочуще приятного волнения, которое расползалось по коже. Орлин шумно хлебнул компота.

— Ну что ж, если никто не помер — значит, обед удался.

Мы рассмеялись. Тихо, негромко, но по-настоящему. Это был обычный обед: простой, без серебряных ложек, без официантов и без благородных титулов. Но в то же время — совершенно особенный. Потому что вдруг стало ясно: здесь не просто готовят и едят. Здесь живут. По-настоящему.

После обеда мы вернулись к работе — солнце уже склонялось к закату, но день ещё не заканчивался, и недостроенный забор у огорода всё так же терпеливо ждал своего часа. Я уже натягивала верёвку на один из колышков, когда заметила, что Кристиан не спешит вернуться в дом, а, напротив, остался стоять рядом и спокойно произнёс:

— Покажите, с чего начать.

Я обернулась с лёгким удивлением — то ли от того, что он не ушёл, как это делал прежде, то ли от самого спокойного, будничного тона, будто помощь герцога в строительстве изгороди была чем-то совершенно обыденным.

— Вы хотите… помочь?

Он кивнул без пафоса, без тени иронии, просто и честно, и в этом простом движении было что-то разоружающее — не требующее пояснений и не нуждающееся в одобрении.

— Ладно, — я протянула ему молоток, и уголки губ сами собой дрогнули в полуулыбке. — Только если что — за синие