Она встала и подошла к кромке воды. Волны лениво лизали её ноги.

— Может, это и есть наш шанс? — сказала она, глядя на горизонт. — Не на месть. А на жизнь. Настоящую. Без интриг, без предательства. Просто… жить. Строить дом. Охотиться. Смотреть на закаты. Забыть всё. Забыть Волка, забыть Ледоруба, забыть наши банды. Просто остаться здесь. Вдвоём.

Змей молчал. Он смотрел на её силуэт на фоне догорающего заката, и в его душе боролись два зверя. Один, старый и привычный, шипел о мести, о крови, о сладком вкусе победы над Волком. А второй, новый, испуганный и уставший, шептал о покое. О тишине. О мире, где не нужно никому ничего доказывать.

— Но… как же… — начал он, и его голос дрогнул. — Как же всё остальное?

— А что «всё остальное»? — она обернулась, и на её лице была странная, горькая улыбка. — Там, в том мире, мы — никто. Просто два неудачника, которых используют все, кому не лень. А здесь… здесь мы можем быть кем угодно. Мы можем построить своё королевство. Свои законы. Свою жизнь.

Она подошла к нему и села рядом. Взяла его руку в свою. Её когтистая ладонь была на удивление тёплой.

— Подумай, Змей. Больше никаких боссов. Никаких планов, которые обречены на провал. Никакого унижения. Только ты и я. И целый остров. Наш остров.

Он смотрел на неё, на её горящие в полумраке глаза. И что-то в нём сломалось. Стена ненависти, которую он так долго и упрямо строил вокруг своего сердца, дала трещину. Он устал. Бесконечно, смертельно устал. От погонь, от поражений, от самого себя.

И, возможно, она права. Возможно, это действительно их единственный шанс. Не на месть. А на что-то большее.

Он медленно, очень медленно, кивнул.

— Хорошо, — прошептал он. — Я… я согласен.

Моника улыбнулась. И в этой улыбке не было ни злорадства, ни триумфа.

Только облегчение.

Они сидели на берегу, двое бывших злодеев, двое неудачников, выброшенных на обочину жизни. И смотрели, как над их новым, маленьким королевством восходит огромная, незнакомая луна.

Война закончилась. По крайней мере, для них.

* * *

Вице-президент мерил шагами свой безупречный кабинет, его лакированные туфли бесшумно ступали по мраморному полу. За панорамным окном раскинулся Ходдимир — город, который он, Грейдер, считал своим.

Город, который он вырвал из лап анархии и бандитизма.

Город, который теперь ускользал из его рук, как песок сквозь пальцы.

План провалился. С треском. С оглушительным, унизительным грохотом.

Сначала этот проклятый Волк сбежал с Акватики. Причём сделал это с помпой, с фанфарами, угнав целый город и выставив все службы безопасности на посмешище. Потом они с этим старым воякой Беркутом, скрылись в Диких Землях, в недосягаемость для сил правосудия! А теперь… план сместить президента провалился!

Грейдер остановился у стола и с силой сжал кулаки.

Его лицо, обычно непроницаемое, как бронеплита, исказила гримаса ярости.

Он проиграл раунд. И, что хуже всего, он проиграл его не только Волку, но и президенту-марионетке, этому комку шерсти с мазутом вместо мозгов!

Нужно поговорить. Поговорить с тем, кто дёргал за ниточки.

С тем, в чьей тени Грейдер надеялся обрести истинную власть.

Он сел в своё массивное кресло и активировал защищённый канал связи. После серии сложных протоколов аутентификации, от которых у любого хакера началась бы мигрень, на большом, встроенном в стол экране, появилось лицо.

Идеальное. Безупречное. И полное ледяного, плохо скрываемого раздражения.

Магнус фон Штербен сидел в дорогом кресле. За его спиной, сквозь панорамное окно, виднелся ночной Лиходар, усыпанный мириадами огней. В руке он держал бокал с кусочком лайма. Он выглядел как бог, которого оторвали от созерцания вечности ради какой-то мелкой, бытовой проблемы. Вроде нашествия тараканов.

— Грейдер, — произнёс он бархатисто-стальным голосом. — Надеюсь, причина, по которой вы отвлекли меня от дегустации редчайшего джина с экстрактом эдельвейса, собранного девственницами при полной луне, является поистине веской. Например, вы хотите сообщить мне, что Волк мёртв, его шагоход превращён в металлолом, а его пёстрый гарем продан в рабство на рудники.

Грейдер сглотнул. Начало не предвещало ничего хорошего.

— Господин фон Штербен, — начал он, стараясь придать голосу максимальную уверенность. — Я звоню, чтобы узнать о состоянии нашего… совместного проекта. По моим данным, объект движется прямо к вам. В Лиходар.

Магнус медленно отпил из бокала, его холодные, как арктический лёд, глаза не отрываясь смотрели на Грейдера.

— Вы поразительны, вице-президент. Вместо того чтобы доложить о собственных успехах, вы интересуетесь моими. Какая трогательная забота. Что ж, отвечу вопросом на вопрос: как продвигается импичмент нашего пушистого президента? Вы уже убедили Совет в том, что комки шерсти неспособны к государственному управлению?

Грейдер помрачнел. Удар пришёлся точно в цель.

— Ситуация… несколько осложнилась, — процедил он сквозь зубы.

— «Осложнилась»? — Магнус растянул слово, смакуя его, как дорогое вино. — Какое изящное определение для полного, абсолютного, катастрофического провала. Ваш блестящий политический блицкриг захлебнулся. Этот шушундрик, это недоразумение природы, не просто удержался у власти. Он выставил себя героем, борцом с терроризмом, а вас — паникёром, готовым развязать войну из-за одного сбежавшего преступника. Ваша некомпетентность поистине безгранична. Она почти… восхищает.

Грейдер почувствовал, как кровь приливает к его лицу.

— Хур-Хур — это временное явление! Я решу эту проблему!

— Решите? — Магнус рассмеялся. Тихим, холодным смехом, от которого у Грейдера по спине пробежали мурашки. — Как вы собираетесь её решать? Объявите ему импичмент на основании того, что он не соответствует вашим эстетическим представлениям о лидере нации? Грейдер, вы увязли. Увязли в политических интригах, в общественном мнении, в этой вашей смешной игре в демократию. Вы позволили ксеносу, существу низшего порядка, сесть вам на голову!

Его голос, до этого спокойный и насмешливый, вдруг наполнился ядом. Маска безупречного аристократа треснула, и из-под неё на мгновение выглянуло истинное лицо. Лицо фанатика.

— Как вы вообще это допустили⁈ — он подался вперёд, его глаза горели холодным, белым огнём. — Чтобы Ходдимиром, одним из величайших городов, оплотом человеческой цивилизации, правил… шушундрик! Это же абсурд!