— Если хочешь побыть одна сейчас, я пойму.

— Нет, не стоит, — мотнула она головой.

Смущённая, сбитая с толку, но уже всерьёз задумавшаяся над его словами, Ксения приняла его локоть. И они направились дальше по искрящемуся в свете фонарей и гирлянд снегу.

Валентин был доволен. От него не скрылась мимика девушки во время их краткого разговора. Спектакль был сыгран безупречно. Теперь, пока она будет «думать», он сделает всё, чтобы мысль о Стужеве ассоциировалась у неё лишь с проблемами и неоправданными обидами.

Интерлюдия

Комната Ксюши Цветаевой в общежитии была полной противоположностью строгому аристократическому порядку Ксении Земской. Вся её половина была показательно розовой, на кровати сидели мягкие игрушки, а на окне стояли три горшочка с фиалками. Обложки на тетрадях, ручки и мелочи, как, например, подставка под канцелярию, были милыми, но скорей соответствовали подростку лет на пять младше.

Сама хозяйка комнаты в лёгком пастельно-голубом платье, усеянном рюшами, возилась у небольшого электрочайника. Ксения робко присела на край кровати, застеленной ярким покрывалом с цветочной вышивкой.

— На, держи, — Цветаева протянула ей кружку с дымящимся чаем, а на маленькую табуретку поставила тарелку с двумя румяными булочками с корицей. — Только не обожгись, кипяток.

— Спасибо, — Ксения бережно приняла кружку, согревая о неё ладони. Ей было немного не по себе в этой непринуждённой обстановке, но одновременно и комфортно. Здесь не нужно было держать спину идеально прямой.

Кроме них двоих, в комнате никого не было. Виктория Мясоедова, соседка Цветаевой, находилась с Татьяной в библиотеке. Её половина комнаты была аскетичной и прилизанной, отчего контрастировала с розовой частью и казалась какой-то пустой.

Ксения сделала маленький глоток. Чай был крепким, сладким и согревающим изнутри. Так же чувствовался ягодный привкус малины.

— Ксюша, мне нужен совет, — тихо начала Земская, глядя на золотистую жидкость в своей кружке. — Ты же… хорошо его знаешь. Как ты думаешь, Алексей… Он вообще способен простить Валентина?

Ксюша, закинув нога на ногу, пренебрежительно фыркнула и поставила свою кружку на стул рядом с тарелкой с булочками.

— Ты про того, который ему руку сломал и унижал как мог? — её голос был полон скепсиса. Она отломила кусок булочки. — Алексей — не ангел. У него характер ещё тот, и память, как у слона. Обиды он не забывает! А знаешь, что было до этого? О-о-о!

Ксения вздохнула, её плечи опустились. Она отломила маленький кусочек своей булочки, но есть не стала.

— Но Валентин… Он извинялся. Говорил, что был ослеплён…

— И ты ему поверила? — Ксюша наклонилась вперёд, её взгляд стал пристальным. — Знаешь, Ксения, я, может, и не разбираюсь в ваших графских разборках, но людей я чувствую. А твой Рожинов… От него фальшью за километр прёт. Алексей был прав, когда тебя предостерегал насчет него. Надо было слушать.

В её голосе не было упрёка, скорее, чувствовалась гордость за предусмотрительного возлюбленного. И от понимания этого Земской стало ещё горше, но она прекрасно знала отношение этой девушки к Стужеву. Она верила ему и поддерживала любое мнение.

Ксения молча кивнула, разминая в пальцах мягкое тесто булочки.

— Но… — Цветаева отпила чай и ненадолго задумалась. — Если ты так уж хочешь этот мир да любовь устроить… Я могу с ним поговорить.

Ксения с удивлением подняла на неё взгляд. Ксюша говорила это с такой безмятежной уверенностью, словно предлагала сходить в столовую, а не вступить в переговоры с упёртым бароном. Каким Стужев, по сути, и являлся.

— Ты? Но… Он же может и отказаться. Наверняка откажется.

— Мне? — Цветаева коротко рассмеялась. — Нет. Не откажет. Я знаю, как его подловить. Точно уговорить смогу, вот увидишь. Он, может, и не признаёт этого вслух, но благодарен тебе за поддержку в деле Огнева. Так что если я попрошу… Будет ворчать, но согласится хотя бы на переговоры. И вы вместе всё и выясните. Если твой Рожинов и правда такой раскаявшийся, пусть попробует объясниться при Алексее. А уж он-то его насквозь видит. Быстро раскусит, если тот будет пудрить мозги.

Такая прямолинейная и наивная уверенность Цветаевой вызвала у Земской слабую улыбку. Она смотрела на эту девушку, которая с такой простотой бралась решить сложнейшую проблему, и ей становилось легче. В мире Ксюши всё было ясно: был друг, которого обидели, и обидчик, который должен ответить. И решить это можно одним честным разговором.

— Хорошо, — тихо согласилась Земская, наконец-то положив кусочек булочки в рот. Она чувствовала, как тяжёлый камень беспокойства слегка сдвинулся, дав ей чуть больше воздуха. — Если ты сможешь его уговорить… Я буду очень благодарна.

— Да что ты, мелочи! — отмахнулась Ксюша. Она одобрительно кивнула, словно только что завершила успешные переговоры. — Оставь это мне. Я с ним договорюсь.

И глядя на её решительное лицо, Ксения с неожиданной остротой осознала, что у Алексея, при всём его одиночестве, есть человек, который верит в него с такой простой и безоговорочной силой, на которую она, Ксения Земская, была, пожалуй, неспособна.

«А что, если он прав….» — в очередной раз подумала Земская, но вновь отогнала эти мысли. Ей не к чему было придраться в Валентине. Он был идеальным во всём.

Глава 25

Приглушённый свет уличного фонаря пробивался сквозь щель в шторах, отбрасывая на стену длинные, расплывчатые тени. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь ровным дыханием Ксюши, находившейся под боком. Я лежал на спине, уставившись в потолок, и в голове снова и снова прокручивал её слова.

«Он ей признался в любви. Просил стать его парой» Вот ведь хитрый гад! Знает, на что надо давить у девушек.

Ксюша, как верный и немного наивный щенок, радостно принесла мне эту новость. Она выложила всё, что услышала от Ксении, смакуя детали и возмущаясь «наглостью этого Рожинова». Я выслушал её, поблагодарил и даже похвалил за бдительность. Она сияла, радуясь, что принесла мне что-то важное.

Я лежал и уже который час переваривал эту информацию, гадая, что же задумал этот гад. Зачем ему предлагать перемирие в сотый раз? Ещё и так настойчиво? Разве он не должен по