сложена аккуратная поленница с дровами для очага, рядом массивный дубовый чурбан с воткнутым в него колуном — тут старик колол дрова. В углу — коптильня, грубо сколоченный из досок ящик, от которого шёл слабый, но аппетитный запах копчёного мяса. А в центре дворика — колодец, не общественный, а личный, судя по всему неглубокий, обложенный камнем — роскошь, доступная мало кому в этой части деревни.
Сердце зашлось радости, когда понял — теперь у меня есть собственный колодец. Не нужно больше тащиться на холм, стоять в очереди и ловить на себе косые взгляды.
Посмотрел по сторонам — дворик прилегал к соседскому, отделённый лишь невысоким плетнём. Там, на скудных грядках, росли последние овощи: несколько кочанов капусты, торчали из земли фиолетовые спинки репы, да зеленел пучок упрямого лука, не желавшего сдаваться холодам. Сейчас там никого не было.
Вновь скинул мокрую рубаху и штаны, оставшись в одних портках. Поднял ведро, в котором ещё оставалась вода, и, зажмурившись, вылил на себя. Ледяная жидкость обожгла разгорячённую кожу, смывая липкий пот и усталость. Шумно выдохнул, чувствуя, как тело приходит в тонус, затем оделся, набрал в колодце полное ведро свежей воды и отнёс в дом.
Теперь нужно провести ревизию — понять, чем я, собственно, владею. Внимательно осмотрел единственную комнату дома Гуннара, стараясь определить, что можно использовать для жизни, для готовки и для быта.
Это берлога одинокого мужчины, где не было ничего лишнего, но всё было крепким и функциональным. В центре комнаты стоял массивный стол, окружённый тремя грубыми табуретами. В углу возвышался большой, каменный очаг с чугунным крюком, на котором висел почерневший от сажи котелок. Рядом с очагом на стене — связка поленьев для растопки и кочерга, выкованная, очевидно, самим стариком.
На деревянной полке хранился кухонный скарб: несколько глиняных мисок и кружек, две тяжёлые деревянные ложки, большой нож с потемневшим от времени лезвием и доска для резки, вся в глубоких царапинах. В углу комнаты два больших бочонка — один с водой, другой, судя по запаху, с квашеной капустой, и несколько мешков с зерном и сушёным горохом.
Главным сокровищем была кровать — настоящая, а не куча соломы. Грубо сколоченный из досок каркас, на котором лежал толстый тюфяк, покрытый плотным шерстяным одеялом и волчьей шкурой. У изголовья, на стене, висел затупленный боевой топор — то ли память, то ли оружие последней надежды. А у подножия кровати большой сундук, который, как я знал, служил и скамьёй, и гардеробом, и сейфом.
«Место, в котором можно спокойно пережить зиму,» — простая мысль принесла облегчение. Но тут же поймал себя на том, как отвратительно пахнет моя собственная одежда — смесь пота, дождя и и сажи.
Решил не откладывать в долгий ящик, первым делом — привести себя в порядок. Где живёт та самая женщина, что делает одежду — не знал, поэтому направился в единственное место в деревне, где можно узнать что угодно — в таверну. Хозяйка Фрида в прошлый раз, как показалось, отнеслась ко мне более-менее сносно, почти защитив от нападок Финна — может, и сейчас чем-то поможет. Заодно и пущу слушок о том, что кузне требуются помощники.
Подойдя к двери трактира, замер — внутри было совершенно тихо — ни гула голосов, ни смеха, ни споров, ни даже стука кружек. Толкнул скрипучую дверь и вошёл внутрь.
Таверна пуста. За одним из столов, протирая деревянную кружку, сидела в одиночестве Фрида. На мой приход та даже не подняла головы — это крайне странно.
— Здравствуйте, — голос прозвучал в пустом зале неестественно громко.
Женщина медленно обернулась, брови удивлённо приподнялись, а затем она снова нахмурилась.
— А, это ты, — сказала низким и уставшим голосом. — Чего тебе, сын Арвальда?
Прошёл внутрь, оглядываясь — когда здесь никого нет, таверна выглядит и ощущается совершенно иначе — это уже не живое сердце деревни, а просто большое помещение, пахнущее кислым пивом и вчерашним дымом. Странно, неужели всё из-за утренних событий? Людям просто не до посиделок, и даже не до еды.
Подошёл к стойке и встал в полутора метрах от Фриды, оперевшись спиной о дерево.
— Не знал, куда ещё идти.
Фрида отложила ложку и посмотрела на меня безразличным взглядом.
— Обычно сюда так и приходят, когда не знают, куда больше идти, — криво усмехнулась, но в глазах не было веселья. — Ничего нового, щегол. Говори, что хотел.
— Я не об этом, — решил как можно скорее перейти к делу. — Мой мастер уехал в Чёрный Замок. Теперь в кузне… — запнулся, подбирая слово, — придётся хозяйничать мне. — Демонстративно посмотрел на свою одежду. — А раз уж я теперь здешний кузнец, мне бы и одеться посолиднее — эта вся вонючая, грязная и рваная.
Трактирщица медленно окинула меня взглядом с ног до головы, задержавшись на дырах и грязных пятнах, и снова отвернулась, потеряв всякий интерес.
— Ну, с этим тебе не ко мне, парень. Я разливаю пиво, а не шью порты.
— Вот и хотел узнать, как мне найти Гретту? Слышал, она может сшить одежду. Я бы заплатил — деньги есть.
Фрида хмыкнула, услышав про деньги, но не обернулась.
— Гретта живёт у самого частокола, с той стороны, где река делает изгиб, — бросила женщина через плечо. — Третья лачуга от старого ивняка. Не промахнёшься.
Она вновь замолчала, уставившись в пустоту. Трудно было сказать, в каком трактирщица настроении, но плечи были понурыми, а в голосе глухая тоска. Не думаю, что кто-то из её близких ушёл сегодня. Может быть, это утро просто всколыхнуло в ней какие-то старые воспоминания.
— И ещё, Фрида, — сказал я, решив ковать железо, пока горячо.
— М-м? — та удивлённо обернулась, когда назвал её по имени. Во взгляде не было злости, скорее удивление от такой фамильярности со стороны «щенка». Решил не обращать на это внимания.
— Могу попросить вас об услуге? Мне в кузню потребуются помощники — один или два крепких парня, чтобы могли молотом махать да мехи качать. Я буду говорить, что делать — требуется только сила и желание работать. Буду платить едой и медяками. Могли бы вы пустить здесь об этом слушок?
Говорил просто, внимательно следя за её реакцией.
Женщина замолчала, задумчиво разглядывая меня, затем на губах появилась кривая усмешка.
— Значит, ты, щенок, и вправду надумал ковать? — спросила трактирщица со странной интонацией — вроде без