Оружие появилось в их руках словно из ниоткуда. Я не успел увидеть, как они его доставали, но оно уже было там — отполированные клинки, тяжёлые топоры, арбалеты со взведёнными тетивами. Они не были армией, это я понял сразу. Но они были готовы к бою. По-настоящему готовы умереть, защищая это место.

И в этой звенящей тишине я почувствовал на себе взгляды. Тяжёлые, полные недоверия. Клык, тот самый зверолюд с обострённым нюхом, медленно повернул свою волчью морду в мою сторону. Его ноздри трепетали, а в жёлтых глазах горел недобрый огонь.

— Слишком уж удачное совпадение! — прорычал он, и его голос был низким, гортанным, полным неприкрытой враждебности. — Он пришёл и стража тут как тут!

Несколько подпольщиков согласно заворчали, их руки крепче сжали рукояти оружия. Я был чужаком. Аномалией. Скелетом, от которого, по их же словам, несло смертью. В их глазах я был идеальным козлом отпущения, причиной их бед.

Я не сдвинулся с места, лишь моя костяная рука легла на эфес двуручного меча. Я не боялся их. Но драться с теми, кто мог стать моими союзниками, было последним, чего я хотел.

— Успокойся, Клык, — раздался голос Фенрис. Сейчас он был совершенно твёрдым, никакой её прошлой игривости. Она шагнула вперёд, вставая между мной и зверолюдом. — Я «читала» его. Он не имеет к этому никакого отношения.

Скрежет, издал тихий, но властный скрежещущий звук. Этого было достаточно. Клык, бросив на меня последний злобный взгляд, нехотя опустил топор. Напряжение слегка спало, но не исчезло. Мы ждали.

Время тянулось, как вязкая смола. Каждая секунда казалась вечностью. И вот, наконец, дозорный вернулся.

— Ушли, — выдохнул он, тяжело опираясь на дверной косяк. — Просто патруль. Покрутились и двинулись дальше.

Коллективный выдох облегчения пронёсся по подвалу. Оружие медленно опускалось, плечи расслаблялись. Опасность миновала. Но для меня всё только начиналось. Мне в любом случае нужно было возвращаться. Лиандри и мои скелеты ждали на рынке. Но выходить через таверну, где меня могли заметить, было слишком рискованно.

«Есть другой выход?» — мысленно обратился я к Фенрис.

Она передала мой вопрос Скрежету. Гигантская сороконожка на мгновение замерла. Я видел его колебания. Видно, раскрывать тайные ходы новому, непроверенному знакомому — большой риск. Но, видимо, взвесив все за и против, он решил, что риск оправдан.

— Фенрис, Клык, проводите нашего гостя, — проскрежетал он. — Через старые коллекторы. Выйдете у торговых складов.

Да, пока что я мало что выяснил об этой организации, но иначе нельзя было. Я должен был сохранять осторожность. Прямо сейчас неизвестно, что происходило на рынке, как поступит Лиандри и не понадоблюсь ли я внезапно Хозяину. Таковы мои текущие права и статус.

Я кивнул Скрежету в знак благодарности и мы двинулись через подвальные помещения. Одно за другим, проходя через железные двери и даже какие-то незакрытые баррикады, я вдруг оказался в неизвестных мне тоннелях.

Как сказала Фенрис, путь получится не очень близким, поэтому я занялся своим типичным делом — анализом. Реакция подпольщиков на стражу… пожалуй, она была слишком острой. Видно, они не были закалены в боях. Скорее, партизанским отрядом или даже группой отчаявшихся, которые собрались вместе, чтобы дать отпор. Возможно, это были даже не бойцы, а самые обычные жители, вынужденные взяться за оружие, поэтому и испугались.

«Я слышу, что ты о нас думаешь, — раздался в голове обиженный голос Фенрис. Её мысленный тон был колючим. — Мы не безумцы, готовые умирать по первому приказу. У многих здесь есть семьи, есть другая жизнь. Мы боремся, но не ищем смерти».

Её слова, совершенно внезапно, оказались для меня открытием. Семья. Другая жизнь? Она говорит про ту жизнь, в которой не приходится драться и вечно вытаскивать свою задницу из дерьма? Но не из-за этих ли жизненных ценностей они и оказались в грязных трущобах, всё равно вынужденные бороться, как и я?

«Ты слишком за всё цепляешься. Иногда людям нужно доверять».

«Доверять? — пронеслось в моей голове с возмущением. — Наивно и опасно. Доверие — это слабость, которую умный враг использует в первую очередь».

Я почувствовал, как она вздрогнула. Её мысленный контакт со мной на мгновение прервался, а когда возобновился, в нём ощущалась лишь холодная отстранённость. Её пушистый хвост, до этого лениво покачивавшийся в такт шагам, безвольно повис. Кажется, я её обидел. Что ж, такова цена прагматизма. В этом мире выживает тот, кто не позволяет себе роскоши верить в сказки.

Мы завернули в узкий проход и двинулись вглубь тьмы. Клык, всё ещё бросая на меня косые, злобные взгляды, шёл впереди, его тяжёлые сапоги гулко стучали по древним камням. Фенрис замыкала шествие, её пушистый хвост больше не покачивался, а безвольно волочился следом почти по самому полу. Обиделась.

— Эти ходы старше самого города, — проворчал Клык, не оборачиваясь. Его голос, низкий и гортанный, эхом отдавался от сводчатых потолков. — Поколения воров и бунтарей рыли их, прятались здесь. Мы лишь нашли старые карты, соединили, где нужно, пробили новые выходы. Удобно.

Вскоре сухой, пыльный воздух сменился густой, удушливой вонью. Сеть тут же услужливо проанализировала и доложила: «Высокая концентрация сероводорода, аммиака, метана. Органические разложения». Я не чувствовал настоящего запаха, как и всегда, но в этот раз даже не жалел. Я видел, как Фенрис поморщилась и прикрыла нос рукавом, как напряглись желваки на челюсти Клыка. Мы вышли в действующую канализацию.

Это был совершенно другой мир. Мир вечной ночи и нечистот. Широкие, скользкие от слизи тоннели уходили в бесконечность, а по их дну неспешно текли мутные, маслянистые потоки, в которых плавал всякий хлам. Тусклый свет редких магических фонарей, вмонтированных в стены, выхватывал из мрака отвратительные детали: ржавые решётки, забитые гниющей ветошью, и колонии бледных грибов, растущих прямо на стенах. Для моих спутников это место было омерзительным. Для меня — лишь ещё одной локацией с определёнными тактическими особенностями.

Именно здесь, в этой клоаке, я решил начать свою собственную, невидимую тренировку. Меня не устраивало то, как легко Фенрис читала моё сознание. Эта уязвимость была недопустима. Я должен был научиться защищаться.

«Как именно она это делает? — начал я, выстраивая мысленный эксперимент. — Она реагирует на намерение? Или на яркий образ? Что если я буду думать о бое, но представлять себе цветы?»

Я сосредоточился. В моём сознании развернулась яркая картина: я стою на залитом солнцем лугу, вокруг порхают бабочки, пахнет… эм,