Сазанов переглянулся с Арсеньевым:

— Это совершенно новая для нас область… Неделя на эксперименты и создание первого рабочего прототипа, потом по два дня на каждый артефакт, если всё пойдёт гладко. В общем, около трёх недель на все населённые пункты.

— Приступайте немедленно. Приоритет — ближайшие к Владимиру поселения.

Я перевёл разговор на другую тему:

— Есть и ещё одна задача. Фон Штайнер справедливо отметил, что для ускорения строительства нужно наладить собственное производство материалов. Кирпич, черепица, цемент — всё это сейчас делается кустарно, что замедляет работы.

Арсеньев оживился:

— Я могу создать артефакты для обжиговых печей! Стабильная температура, равномерный нагрев, минимум топлива. А для формовки кирпича — механические прессы с рунической активацией.

— А я займусь цементной мельницей, — добавил Сазанов. — С помощью воздушной магии можно организовать непрерывный помол без участия рабочих. Только засыпай сырьё и забирай готовый продукт.

— Отлично. Подготовьте расчёты и смету, как закончите с барьерными артефактами. Нужно, чтобы производство заработало до зимы.

Маги откланялись, унося с собой мои наброски по защитным барьерам. Я откинулся в кресле, размышляя о предстоящих расходах. Каждый проект требовал вложений, но без инфраструктуры Угрюм так и останется захолустной деревней.

* * *

Три дня спустя я сидел в переполненном зале бывшего склада, превращённого в театр. Градский не обманул ожиданий — помещение преобразилось. Грубые стены задрапированы тканью, импровизированная сцена освещена десятками светильников, ряды скамей заполнены до отказа. Рабочие пришли семьями — мужчины в выходных рубахах, женщины в праздничных платках, дети, примостившиеся на коленях родителей.

На сцене шла адаптированная версия «Укрощения строптивой». Шекспировскую Падую заменил Владимир, итальянских дворян — местные бояре, но суть осталась. Актёры играли с огнём, которого я не видел в столичных театрах. Возможно, потому что здесь, в Пограничье, они играли не для пресыщенных аристократов, а для людей, жаждущих праздника после тяжёлых будней.

Зал то взрывался хохотом над проделками Грумио-Георгия — слугу играл молодой актёр с даром комика, — то замирал, следя за словесными поединками Петруччо-Петра и Катарины-Катерины. Когда в финале строптивица произносила монолог о женской покорности с такой иронией в голосе, что смысл переворачивался с ног на голову, женская половина зала разразилась аплодисментами.

После третьего акта актёры вышли на поклон. Овация была такой, что, казалось, ветхие стены не выдержат. Свист, топот, крики «браво» — простые рабочие аплодировали так, словно видели не провинциальную труппу, а звёзд Императорского театра.

Градский вышел на сцену, и я не узнал его. Где тот нервный неврастеник с трясущимися руками, которого я нанимал месяц назад? Передо мной стоял человек, упоённый триумфом, с горящими глазами и прямой спиной.

— Благодарю вас, дорогие зрители! — голос режиссёра дрожал от волнения. — Я… мы… давно не видели такого приёма.

Кто-то из задних рядов крикнул:

— Когда следующий спектакль?

Градский расплылся в улыбке:

— Через две недели! И обещаю — будет ещё лучше! Я уже отправил письма коллегам в Тверь и Ростов. Скоро наша труппа удвоится, и мы покажем вам такие постановки, что столицы обзавидуются!

Я поймал его взгляд и кивнул. Театр работал. Люди получили то, что им было нужно — возможность на два часа забыть о камнях, растворе и постоянной угрозе Бездушных. А Градский получил то, о чём мечтает любой артист — искреннюю любовь публики.

Выходя из театра, я услышал, как два каменщика спорят о пьесе:

— Говорю тебе, она его любит! Просто притворяется!

— Да какая любовь, когда он её голодом морит?

— Так это ж для её же блага! Чтоб нрав укротился!

Я усмехнулся. Если простые рабочие спорят о мотивациях шекспировских героев — значит, культурная революция в Угрюме началась.

Глава 19

Магофон завибрировал в кармане, когда я проверял последние отчёты о тренировках дружины. На экране высветилось фамилия — Воротынцев. Глава Перуна вряд ли стал бы звонить по пустякам.

— Потап Викторович, добрый день, — ответил я, откладывая документы.

— Здравствуйте, Прохор Игнатьевич, — голос сотника звучал серьёзнее обычного. — У меня для вас предупреждение. Вчера ко мне обращался представитель князя Сабурова с предложением о найме.

Я выпрямился в кресле. Воротынцев никогда не распространялся о клиентах, но сейчас явно делал исключение.

— Пятьдесят тысяч рублей предлагал, — продолжил глава ратной компании. — За «усмирение мятежного воеводы и восстановление законной власти в Угрюме». Я отказался. Не только из-за нашего сотрудничества, но и из уважения к вам лично. Однако должен предупредить — другие наёмники могут оказаться менее щепетильными.

Значит, Сабуров переходит к активным действиям. Пятьдесят тысяч — серьёзная сумма для найма профессионалов. Я прикинул в уме возможные варианты атаки и понял, что времени на подготовку остаётся все меньше и меньше.

— Благодарю за предупреждение, Потап Викторович, — искренне ответил я. — И за вашу принципиальность. Кстати, Федот прекрасно показал себя после вашего обучения. Превратился в настоящего командира.

— Рад слышать. Мужик он действительно грамотный, схватывал всё на лету. Берегите себя, маркграф. И готовьтесь — Сабуров не из тех, кто легко отступает.

После разговора я собрался созвать расширенное совещание, но тут и Карл нарисовался с желанием показать результаты своей работы. Решил совместить два дела.

Через полчаса в гостиной собрались все ключевые фигуры Угрюма. Захар устроился справа от меня с неизменной папкой документов, Борис занял место у стены, откуда мог контролировать оба входа. Василиса и Полина сели напротив, обе напряжённые после моего срочного вызова. Вячеслав Грановский выглядел растерянным — инженер явно не понимал, зачем его позвали на это совещание. Карл Фридрих фон Штайнер суетливо раскладывал какие-то свёртки, Игнатий Платонов спокойно крутил в руках трость, профессор Леонид Карпов задумчиво поглаживал седую бороду. Григорий Крылов сидел с каменным лицом, Родион Коршунов что-то быстро записывал, а отец Макарий возвышался в углу, словно скала.

— Карл, вы готовы? — начал я без предисловий.

Архитектор вскочил с места, глаза загорелись энтузиазмом:

— Как мы обсуждали с маркграфом, я подготовил комплексный план развития Угрюма!

Немец достал из футляра странный артефакт — металлическую сферу размером с кулак, покрытую рунами. Через секунду те вспыхнули голубоватым светом, и над столом начала формироваться трёхмерная иллюзия. Сначала появились контуры, затем детали становились всё чётче — перед нами парила в воздухе детальная модель города, словно созданная из светящегося тумана.

— Mein Gott,