Ответ пришёл сразу.

Кристалл загудел низко, так что вибрация прошла через рукоять в кости. Обмотка вокруг кольца взялась слабым сиянием, воздух вокруг ствола будто потяжелел. В волосах на затылке шевельнулось, как перед молнией. Талморский маг резко отвёл пушку в сторону и, почти не целясь, направил на каменный угол склада.

Удар не напоминал привычные заклинания. Не было ни вспышки пламени, ни снопа льда. Впереди просто что-то случилось с воздухом: пространство на мгновение сжалось в тугой узел и развернулось, выстрелив невидимой волной. Там, куда она пришлась, камень громко хлопнул, как если бы его ударили гигантским молотом изнутри.

Стену повело. По камню побежали трещины, верхний край посыпался крошкой. Где-то в глубине склада жалобно скрипнуло, медленно опускаясь, старое перекрытие.

Илвасион едва удержался на ногах. Не от отдачи — та, наоборот, ушла в экзоскелет, в закреплённые на плечах и позвоночнике пластины. Внутри же тела что-то коротко перегорело: магический поток, сросшийся с двемерским контуром, выжал из него слишком много. Сердце скакнуло, ладони обожгло изнутри.

Он отстранился, выдохнул, давая речи вернуться.

— Работает, — только и смог констатировать маг-писарь.

Пушка, казалось, тоже задышала. Металл чуть поскрипывал, кристалл утихал, возвращаясь к равномерному мерцанию. Двемерская система, даже после такого насилия, пыталась стабилизироваться, как привыкла.

Он не стал стрелять второй раз. Не в этом помещении. Складывались два риска: рассыпать на голову полкрепости и привлечь лишнее внимание, когда кто-нибудь из ночной стражи решит проверить, откуда «земля подрагивает».

Талморец занялся доработкой.

Он усилил крепления, добавил дополнительный упор, который крепился к экзоскелету: короткую дугу, фиксирующуюся на правом плече. Так пушка переставала быть просто «оружием в руках» и становилась продолжением каркаса. Её вес распределялся по спине и груди, а не ломал кисть. К рукояти вывел ещё один, дуговой контакт, чтобы в случае слабости можно было подавать управляющий импульс не рукой, а через блок на спине.

Второй тест он провёл уже в узле.

Добраться до глухой плиты и притащить туда конструкцию было отдельной задачей. Пушка весила больше, чем хотелось бы, и даже с экзоскелетом идти по узким двемерским мостикам было мерзко. Внизу, под ногами, шевелился город: где-то ползали пауки, где-то лениво проходили крупные механизмы. Узел, казалось, чуял чужую деятельность, но пока не считал её критичной.

У заглушенного узла, у самой плиты, было тихо. Слишком тихо. Ближайшие магистрали обходили этот кусок, как если бы он был раной, залитой свинцом.

Илвасион поставил пушку на импровизированную опору — каменный выступ, когда-то бывший частью лестницы. Проверил крепление к экзоскелету, защёлкнул упор на плече. Ладонь легла на рукоять, другая — на ствол, дальше от кристалла, чтобы чувствовать вибрацию.

Внутри чего-то взыграло знакомое сопротивление: организм не хотел повторять только что пережитый фокус. Талморец проигнорировал. Зажмурился на миг, отстранился от собственного дыхания и потянулся к узлу.

Отсюда, с этого уровня, поток ощущался особенно ярко. В глубине двемерского города шли мощные магистрали, как артерии. Далеко внизу, за толщею камня и металла, что-то гудело особенно сильно — нижние уровни жили своей жизнью. Между ними и ним стояла плита, гасящая всё. Даже здесь он чувствовал, как поле ломается, наталкиваясь на неё.

Маг потянул тонкую нить из одной из сильнейших магистралей, провёл её в кристалл, дал системе «узнать» источник. Затем подключил свою магию: эфирный поток, не привязанный к стихии, а к структуре. Отточенная за недели работа в узле позволяла ему не расплескать всё по дороге.

Когда контуры совместились, он ударил командой.

Внутри пушки всё включилось одновременно и неправильно. Кристалл завыл, индукторное кольцо, словно почувствовав родную нагрузку, вспыхнуло внутренним светом, обмотка зашипела. Воздух вокруг ствола загустел, запахло озоном. В теле эльфа встали дыбом те места, которых не должно было существовать: память о нервной системе из другого мира.

Взрыв не был громким. Он был глухим. Мир на мгновение свёлся к одному, сжатому в точку ощущению: всё поле в этом участке завелось, как сорвавшийся генератор, и рухнуло вперёд с яростью, на которую двемеры, возможно, никогда его не настраивали.

Плита, до этого казавшаяся вечной, ответила вскриком.

Металл не рассыпался и не расплавился. Это было не пламя. Концентрические круги на её поверхности на миг загорелись тусклым светом, как если бы кто-то разбудил древнюю схему. Затем рисунок сорвался, линии побежали, ломаясь, и в следующий миг по плите прошли волны деформации. Она не выдержала: сначала хрустнул правый нижний участок, потом левый верхний. Внутри раздался звук, от которого хочется зажать уши: хрустнула не поверхность, а структура.

Часть плиты ушла внутрь, словно провалилась. По её краям чёрными трещинами разошлись швы, которых до этого не было видно. В нескольких местах металл даже разошёлся, показав узкую, тёмную щель.

Илвасион едва не рухнул вслед за ней. Экзоскелет удержал его, приняв на себя дрожь мышц. Ладонь, державшая рукоять, не чувствовала пальцев: всё обожгло изнутри, как будто он схватил голой рукой грозовой разряд.

Пушка, казалось, хотела вырваться. Металл под руками дрожал, кристалл ещё продолжал отдавать остаточное сияние, блок пластин нагрелся так, что воздух над ним дрожал. Маг-писарь, скрипя зубами, отключил подачу, с силой ударив по управляющему диску на спине. Контуры разорвались, гул в стволе начал стихать.

Узел отреагировал.

Где-то далеко в глубине двемерского города зазвучали новые, непривычные ноты. Одновременно погасли и вспыхнули сразу несколько линий света. В одном из соседних коридоров вспыхнули аварийные кристаллы, давно не горевшие. По мостикам прошёл глухой, катящийся шоук — словно кто-то проверял, на месте ли ещё все элементы.

Илвасион успел только подумать, что, возможно, это была не лучшая идея, прежде чем снова посмотрел на плиту.

Там, где раньше была гладкая, нечеловечески цельная поверхность, теперь зиял рваный, тёмный проём. Металл по краям был выгнут и закручен, как мягкая глина, попавшая под чудовищный пресс. Внутри, в глубине, блеснуло что-то: не ровная лестница, не нормальный коридор. Скорее, шахта с остатками платформ и рёбер.

Он сделал шаг ближе, осторожно коснулся края. Металл был горячим, но не расплавленным. Внутри ещё шевелилось слабое, изменённое поле. Плита теперь была не заглушкой, а поломанным узлом.

— Сработало, — хрипло выдохнул талморец.

Каждая клетка в теле спорила с ним: боль, дрожь, шум в ушах. Пушка оказалась