— Не вижу причин делать этого, — спокойно ответил Меньшиков.

— Это моё требование, как законного представителя Британской Империи…

— Ну, требуй. Как ты там сказал? Можешь написать обращение. Мы его обязательно рассмотрим. В остальном же, я ничем не могу тебе помочь.

С этими словами Николай встал со стула и взял свою трость.

— Хорошего тебе дня, Алестер, — с издевательской вежливостью произнёс он и направился к выходу.

А внутренние гадал, как быстро тот его остановит. В итоге Николай почти дошёл двери, когда услышал голос позади себя.

— Он не выживет.

Меньшиков остановился. Повернулся.

— Что, прости?

— Как бы вы не пытались его спрятать, парень не выживет, — произнес Алестер, даже не подумав о том, чтобы встать со стула.

— И ты сделал этот вывод потому что… почему?

— Потому что он сын Разумовского.

— Слишком расплывчато, — скривился Николай. — Одна кровь — ещё не повод для убийства. Люди, знаешь ли, они бывают разные. Там, где Илья Разумовский оказался слишком жаден до власти, другой человек может оказаться куда более…

Николай наигранно задумался, будто бы подбирая подходящее слово.

— Я бы сказал, что он может оказаться куда более разумным и осмотрительным, — продолжил он. — И в отличие от Пендрагона, Алексей Багратионов не является приверженцем принципа коллективной ответственности. Он судит по делам, что недавний бал и доказал…

— Кровь. Для многих её будет вполне достаточно.

Сказав это, Алестер поднялся на ноги.

— Вы не сможете его защитить. Рано или поздно, но о нём узнают, Николай. И вспомнят, почему избавились от его отца…

— Когда вспомнят, тогда и будем разбираться, — в тон ему ответил князь. — В любом случае, это будет уже…

— Ваша проблема? — закончил за него англичанин. — Это ты хотел сказать, да? А я ведь могу помочь. Но я хочу аудиенцию с Императором. Приватную.

— Зачем?

— Эта причина тебя не касается…

— Тогда и встречи никакой не будет, — хмыкнул Меньшиков. — Его Величество слишком занятой человек.

Уже сказав это, он чувствовал, что Галахад принялся для себя какое-то решение. И даже понимал, какое именно.

А потому, появившийся в руке Алистера серебристый клинок не стал для него каким-то удивлением.

— Зря, Николай, — вздохнул Галахад. — Всё могло бы быть иначе…

— Не думаю, — спокойно ответил Меньшиков. — Судя по всему, ты уже принял для себя какое-то решение.

Пока он это говорил, Николай нестерпимо захотелось обернуться и посмотреть, насколько далеко от него находится дверь.

— Да, принял.

— Ты ведь понимаешь, к чему это приведет?

— Более чем, — ответил Галахад. — Но у меня нет выбора.

— Выбор есть всегда, Алестер.

— Не у меня. Больше нет.

Он достал что-то из кармана и бросил перед собой. Небольшой предмет. Стеклянный шарик размером меньше перепелиного яйца.

Реакция князя оказалась молниеносной. Скрытый в трости клинок покинул ножны раньше, чем брошенный предмет долетел до него. Шарик столкнулся с острым как бритва лезвием и разлетелся на осколки во все стороны.

Только вот вопреки законам физики они не упали на пол, а просто разлетелись по воздуху, так и оставшись висеть в пространстве.

— Как посредственно, — фыркнул он, но уже через миг осознал, насколько сильно ошибся.

Каждый осколок вытянулся и растянулся, словно повисший в воздухе лист бумаги. Нет, запоздало понял Николай. Не бумаги. Словно зеркала.

Эта мысль пришла ему в голову примерно в ту секунду, когда выскочивший из одного из зеркал клинок метнулся к его горлу…

* * *

Да, как я предполагал, разговор лёгким не получился. Совсем. Но вышло куда лучше, чем я рассчитывал изначально.

— То есть ты ничего не знал? — негромко спросила Распутина.

— Нет, — в тон ей ответил Виктор. — Его высочество сказал нам с Александром, что нас везут на аудиенцию к Императору. Про бал и уж точно про титул не было ни единого слова. Честно…

— Это правда, Лен, — подтвердил я. — Я сам ничего не знал. Меньшиков забрал меня из бара прямо посреди праздника.

На самом деле, если так подумать, ему просто-таки катастрофически повезло, что я к тому моменту не накидался. Мне эта мысль уже как-то сильно позже в голову пришла. Вот правда, я бы посмотрел, чтобы он делал, если бы к приезду Меньшикова я был бы уже, что называется, вдрабадан. Даже не так. Вдрабаданище! А то я помню свою молодость. Как мы праздновали Новый год в общаге, когда мне двадцать было. Я потом три дня лежал и не вставал. Потому что не мог.

Даже Князю об этом рассказал, что как-то глупо было. На что тот посмеялся и сказал, что это не такая уж и большая проблема. Имелись средства поставить на ноги и отрезвить даже самого пьяного человека, явно намекая на целительную алхимию или ещё бог знает что.

Ладно. Сейчас это не важно. Важно то, что диалог у нас шёл. И вроде шёл неплохо, несмотря на то, что в самом начале мне слова из них приходилось практически выдавливать. Хорошо хоть сейчас они начали больше говорить друг с другом.

— Пойми, Лен. Виктор не враг тебе, — произнёс я. — И я понимаю, как тяжело тебе было. Смерть Григория, потом навалившиеся на тебя дела. А затем ещё и это цирковое представление, которое устроили на балу. Даже боюсь представить, как сильно по тебе это ударило…

— Ты звонил мне… — тихо произнесла она, отведя взгляд в сторону, а потому не увидела, как я спокойно кивнул в ответ её словам.

— Да, звонил. И не только потому, что хотел устроить эту встречу. Я хотел узнать, как у тебя дела…

— А я тебя игнорировала…

— Ну, зато сейчас мы здесь, — усмехнулся я. — А что было раньше — оно уже не важно. Просто пойми. Я понимаю, чего ты боишься. Что Виктор отберёт у тебя то, что ты уже считаешь своим. Что он порочит память твоего папы. Уверен, что и управляющие, которые сейчас делами занимаются, уже замучили тебя вопросами о том, где находится глава рода… Вон, Виктору они тоже названивали…

При этих словах Елена тут же вскинулась.

— Чего?

— Ага, — подтвердил я. — И он их динамил, потому что понятия не имел, как с ними говорить и что вообще делать.

Распутина перевела удивлённый взгляд на моего друга, и тот стыдливо кивнул.

— Это правда…

— Конечно правда, — подтвердил я. — Ребят, поймите одну простую вещь. Вам теперь придётся жить друг с другом. Я понимаю, что с этим фактом вам обоим даже смириться будет непросто. Но другого выхода у вас просто нет. Вы оба — Распутины! Ты, Лен, по праву рождения.