Таким вождя мне еще не приходилось видеть. Он действительно готов был на всё, чтобы переломить исход величайшего противостояния в истории человечества.

— Но через месяц я хочу получить не оправдания, а результат. Потому что иначе, — его голос стал тихим и смертельно опасным, — окажется, что все эти страшные силы, вся эта магия… не стоят и выеденного яйца… Вы поняли меня, товарищ Чума?

Я понял. Понял прекрасно. Целый месяц! Я рассчитывал на куда более скромный срок.

— Понял, товарищ Сталин, — ответил я, стараясь не выдать облегчения в голосе. — Месяц — это реально. Но мне понадобится полное освобождение от текущих операций, кроме опытов с академиком Трефиловым.

— Хорошо, товарищ Чума, — Сталин снова взялся за трубку. — Параллельно с вашими экспериментами мы уже усилили работу с церковными структурами. Патриарх Сергий уже успел внес одно «рацпредложение». Не скажу, что разделяю надежду на его успешное внедрение, но попробовать стоит…

— И в чем же оно заключается? — поинтересовался я.

— Патриарх предлагает масштабное освящение истоков великих рек, — продолжил Сталин, медленно раскуривая трубку. — Волги, Дона, Днепра… Все эти артерии протекают через оккупированные территории.

— И в чем смысл? — не понял я поначалу.

Берия подался вперед, похоже, что именно ему предстояло курировать эту тему от государства:

— По словам Его Святейшества, освященная вода станет непреодолимым барьером для фашистский умертвий. Никакая некронежить не сможет пересечь такую реку — ни вброд, ни вплавь, ни даже по воздуху.

— Интересно, — протянул я. — Но позвольте возразить: те же Волга или Днепр несут свои воды сотни, а то и тысячи километров. Неужели благословение сохранится на всем протяжении? Вода же разбавляется притоками, загрязняется…

Сталин кивнул:

— Тот же вопрос я задал и Патриарху. Его ответ был… скажем так, обнадеживающим, но туманным. Что-то про «живую воду», которая может аккумулировать эффект, даже при распространении Божьей Благодати по течению.

— А что, если эффект действительно ослабевает? — размышлял я вслух. — Тогда вся операция теряет смысл… Нужны пробы по мере удаления от истока — макать плененную нежить в воду на всем протяжении и выводить эмпирическую формулу…

— Именно поэтому, — вмешался Берия, — мы планируем создать специальные группы. Священники в сопровождении охраны будут дислоцированы в районе истоков на постоянной основе. Ежедневное освящение, круглосуточное дежурство. А так же проверка степени «святости» воды по мере удаления от истока.

— Правильное решение, — кивнул я. — Но это потребует серьезных ресурсов, как человеческих так и…

— Ресурсы найдем, — жестко отрезал Сталин. — Если это даст хотя бы малейший шанс остановить гитлеровскую нечисть, мы пойдем на любые затраты. Что вы об этом думаете, товарищ Чума?

— Что ж, это разумно, — поддержал я инициативу Патриарха Сергия. — Ставка только на нашу структура была бы безрассудством, даже при всей моей магии. — А что с фронтом, товарищ Сталин? — спросил я. — За этот месяц может многое произойти… Если немцы предпримут крупное наступление…

— Фронт выстоит! — жёстко ответил Сталин. — Красная Армия сильна нэ только вашей магией, товарищ Чума. У нас есть танки, самолёты, артиллерия. И главное — у нас есть наши совэтские люди! Месяц мы продэржимся, как говорят аналитики-инквизиторы, изучающие степень усиления нэкротики! А вот дальшэ… — он выпустил очередное облачко дыма, — дальшэ всё будет зависеть от того, насколько эффективно вы используете отведённое время.

— Приложу все усилия, товарищ Сталин! — четко ответил я.

— Приложи, товарищ Чума… Мы всэ на тэбя надеемся, — произнес вождь, перейдя на ты, что делал исключительно с близкими людьми.

— И еще… — нерешительно произнёс Лаврентий Павлович. — Меня очень интересует отношение… э-э-э… «адских структур», назовём их так, ко всему происходящему…

Сталин замер с трубкой на полпути ко рту. В кабинете повисла тягучая, густая тишина. Он медленно повернулся к Берии, потом ко мне. Его взгляд был тяжелым, как свинец. Похоже, что этот вопрос они с наркомом внутренних дел не обсуждали, и для вождя он тоже стал неожиданностью.

— Что вы конкретно имеете ввиду, Лаврентий Павлович?

— Да, товарищ Чума, — тихо произнёс вождь. — Этот вопрос тоже меня весьма беспокоит. Мы воюем с фашистами и их мертвецами, но кто стоит за ними? Кто дал им эти колдовские и оккультные «технологии»? И главное — что будет, если мы, защищаясь, поможем нацистам открыть дверь ещё для чего-то ещё более страшного? Хотя, куда уж страшнее?

Я глубоко вздохнул, понимая, что сейчас мой ответ может изменить всё. Они подошли к самой границе истины, даже не подозревая, насколько она ужасна.

— Оккульные технологии… Помните наше противостоянии с демоном Хаоса? — спросил я.

— Конэчно, — кивнул Иосиф Виссарионович, усаживаясь на своё место. — Я читал ваш отчёт. И Лаврэнтий Павлович тоже.

— Помните ту ведьму, Изабель — предводительницу Европейского ковена?

— Ту, которая стала проводником Хаоса в наш мир? — уточнил Берия.

— Да, — подтвердил я. — Именно она помогла бригадефюреру СС Вилигуту обрести свои утраченные способности. А древних оккультных технологий у его колдовской семейки хватало… — И я коротко, буквально в трёх словах, рассказал, что представлял собой практически угасший род Вилиготенов, практикующий чернокнижие еще до пришествия Христа. — Этот род был проклят в своё время даже Римским Папой. Что еще имеется в загашнике у этого чёртового старикашки, можно только догадываться. Но к Аду эти тайные знания не имели никакого отношения. Так же, как не имеет отношения и дар, оставленный мне богиней Мораной.

— Да, кое-какую информацию из этого вы уже сообщали, — произнес Берия. — Да и наши люди без дела не сидели, а после объединения силами с Папой Римским, нам предоставили доступ и к архивам Ватикана…

— Нас волнует другой вопрос, товарищ Чума, — наконец-то подошёл к самому главному Иосиф Виссарионович, — если силы Ада, как вы утверждаете, остаются нейтральными ко всей этой бесовской вакханалии, что будет, если они решат поддержать нацистов? Ведь всё, что сейчас происходит, им на руку.

Костлявая рука страха сдавила мне горло. Они задали вопрос, на который я боялся ответить даже сам себе. Но отступать было некуда. В их глазах я видел не просто любопытство — я видел ответственность за судьбу миллионов наших соотечественников. Да что