Только несколько секунд спустя до меня дошло, что Нейфила намеревалась скормить мне свою руку.

Я рывком приподнялся. Мир вокруг покачнулся, но не более — тело регенерировало с впечатляющей скоростью. Разлитая в пространстве энергия продолжала напитывать меня.

От неожиданности Нейфила дёрнулась и шлёпнулась на площадку. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Она первой нарушила молчание.

«Живой… ты живой… живой…»

Она улыбнулась сквозь слёзы и громко шмыгнула носом.

Похоже на то. А я и не знал, что ты умеешь частично превращаться.

Нейфила густо покраснела и неловко завела преображённую руку за спину, очевидно, позабыв, что ещё держала свою человеческую конечность.

А это… ты кормила меня собой?

«Ничего лучше не подвернулось».

Она засмеялась — ломко, с надрывом, и смех быстро перерос в плач. Отшвырнув оторванную руку, она бросилась мне на шею. Наскоро перевоплотившись в облик Каттая, я обнял её в ответ.

Когда рыдания Нейфилы утихли, я спросил:

— А где жезл?

Она мотнула головой вправо. Там, в паре метров от нас, лежали искорёженные обломки черепа и оплавившаяся рукоять.

— Туда ему и дорога, — заключил я и снова прижал Нейфилу к себе.

Когда она чуть успокоилась, мы осмотрелись.

В одном Лью’с не солгал — мир и вправду перевернулся. То, что раньше было монументальной башней, вывернулось наизнанку в глубокий колодец, стены которого, выполненные из чёрного гладкого камня, расширялись кверху. Зеркало, ничуть не пострадавшее, по-прежнему отражало площадку в небесах. Я мельком заглянул в него и тут же отвернулся, чтобы не спровоцировать новый переход.

Из колодца вела узкая извилистая тропа меж скалами. По ней мы выбрались наружу — в место, которое совершенно определённо не было Затерянной Пустыней.

Перед нами стояли ряды прозрачных сосен. Их стеклянные иглы хрупко позвякивали на ветру, будто хрустальные колокольчики. Мягкий сиреневый свет, разливаемый фиолетовой луной в безоблачном небе, преломлялся в листьях как в призмах. На земле под стеклянными деревьями играли радужные всполохи.

В сумерках наши отражения перескакивали с одного ствола на другой, вытягиваясь и сжимаясь. Было тихо, лишь похрустывали под ногами осколки битых листьев.

Я повторял про себя, что мы, вполне вероятно, находимся на седьмом слое Бездны, где опасность может подстерегать повсюду. Но чутьё упрямо твердило, что мы дома, что мы там, где должны быть, как последние кусочки пазла, наконец-то нашедшие своё положение в общей картине.

И как тут проявлять бдительность?

— Я чувствую себя такой… умиротворённой, — прошептала Нейфила. — Ещё бы попить воды, и вот оно — счастье! Я так соскучилась по воде, пока мы шли через пустыню…

Едва она договорила, как мы услышали журчание. Поблизости, в небольшой лощине, нашёлся маленький родник. Пока Нейфила набирала в сложенные лодочкой ладони воду, я ощупал почву вокруг него.

Она была сухой. Ещё минуту назад никакого родника тут не было. Я поделился догадками с Нейфилой.

— Не стоит это пить, — хмуро добавил я.

— Почему? — вскинула брови Нейфила. — Не знаю, как лучше выразиться, но… Я не ощущаю враждебности от этого леса. По-моему, он выполнил моё желание, вот и всё.

Тем не менее она вняла совету и просто умылась. С сожалением глянув напоследок на ручеёк, она последовала за мной.

Далеко мы не ушли — из лощины мы выбрались на поляну, которой раньше тут не было. На ней выстроились семь монолитов, которые образовывали семиконечную звезду. В её центре на прозрачном пне, покрытом стеклянным же мхом, сидела девушка, улыбаясь знакомой улыбкой, тёплой и чуть рассеянной.

Внешность незнакомки ни капли не поменялась с нашей последней встречи, разве что бизнес-костюм сменился серым рубищем, а на горле её сверкал серебром ошейник с цепью, которая уходила под землю.

При нашем появлении девушка энергично помахала рукой.

— Привет! Вот мы и свиделись вживую.

Ярость ударила мне в голову горячей волной.

Всё-таки это была ты, дрянь!

Это из-за неё я очутился в другом мире, запертый в теле монстра, в рабстве у свихнувшейся старухи посреди заповедника безумия. И хотя частично эти невзгоды окупались присутствием рядом Нейфилы, это не означало, что я собирался отпустить незнакомку безнаказанной.

Внешне, впрочем, я не подал вида, какая буря эмоция меня одолевала. Сухо кивнув ей, я объяснил недоумевающей Нейфиле:

— Это она перенесла меня на Хазм.

— И ты всё ещё злишься, — отметила девушка. Моё показное спокойствие её не обмануло. — Не могу тебя винить. Я действительно воспользовалась тобой… Оправдываться я не буду, зато предложу кое-что получше: инструкцию, как попасть обратно. Ты же этого жаждешь, верно? Уверена, вдохновения для новых картин тебе хватит на всю оставшуюся жизнь. Так вот, призови искажённый аспект и…

— Постой-ка, — прервал её я. — Ты считаешь, что у меня не накопилось вопросов?

— Я считала, что ты человек действия, а не разговоров, — сказала она с лёгким упрёком. — Собственно, поэтому и выбрала тебя из списка кандидатов. А это было не так-то просто! Дара предвидения у меня нет, оставалось положиться на личный опыт, весьма обширный, надо признать…

Она усмехнулась.

— Спрашивай. Лишние полчаса — ничто для того, кто прождал эоны.

— Кто ты?

— Гнев. Разве не заметно? — Девушка нарочито осмотрела себя.

— Вообще, не очень, — хмыкнула Нейфила.

— Куслив был пёс, да на цепь попал, — в тон ей ответила Гнев, постучав по ошейнику.

— И за какие грехи тебя сюда посадили? — спросил я.

— История старше самой вселенной — борьба за власть. Мы бросили вызов тем, кто оказался сильнее. Мне повезло, и я выжила. Но потом удача закончилась, и меня поймали.

— Кто вы?

— Повелители аспектов.

— Как Лью’с? — предположила Нейфила. — И другие артефакты, которые управляют Жадностью, Гордыней и так далее?

— Кто? — поморщилась Гнев. — Нет, эти ничтожества из новоделов мне не чета.

Она задумчиво побарабанила холёными пальцами по стеклянному пню.

— Когда меня схватили, победители хотели устроить показательную казнь во имя порядка и справедливости, но вышла заминка. Я — последняя из поколения. Если я умру, вселенское равновесие подыщет аспектам новых, неподконтрольных хозяев. Последняя война уничтожила и покалечила множество миров, а кое-кто из моих судей чересчур пёкся о судьбе смертных. — Она насмешливо скривила губы. — Поэтому они соорудили мне тюрьму из остатков нескольких миров, поклонявшихся нам, и отправили за пределы времени и пространства. Слепили тюремщиков, не подверженных моему влиянию, — да-да, я про существ, в которых вы превратились, — а чтобы укрепить темницу, исказили аспекты. Опорочили их. Изваляли в грязи.

Впервые за разговор с Гневом её маска весёлой беззаботности дала трещину. В её глазах сверкнула ярость настолько свирепая, что на миг затмила собой свет фиолетовой луны. Но девушка быстро овладела собой.

— Уничтожить их они не могли, а потому налепили поверх всякого мусора и обозвали получившееся уродство сигилами. Их они связали с семью идиотами, согласившимися ради этой жалкой пародии на власть провести вечность в моём узилище. Каждый получил свой остаток мира. Это укрепило защиту: направленные против меня, сигилы послужили дополнительным слоем в барьере. Естественно, жалкие ничтожества, нелепые карикатуры на истинных повелителей сошли с ума и пробрались ко мне, чтобы выкрасть сигилы.

Она показала на монолиты.

— Сигилы были размещены тут, но новоделы, недовольные тем, что к ним поступают лишь крохи силы, забрали их после боя с тюремщиками. В барьере появились первые трещины, а сама тюрьма материализовалась в случайном мире.

Гнев вздохнула.

— Новоделы этого и хотели. Им надоело править руинами. Они превратили сигилы в алтари — в сущности, окончательно смешали с дерьмом — и были таковы. А я осталась сидеть тут, даже после того, как тюремщики отправились возвращать сигилы. Следила за тем, как в барьере ширятся трещины, накапливала силу, которая иногда проникала ко мне через них, и выжидала.