«Да, но…»

Её мысленный голос дрогнул, однако она быстро собралась с силами.

«Есть идеи, как спастись?»

Вытащи телекинезом кристальное крошево из наших накидок.

Вершина башни, на которой располагалась площадка, была выше уровня облаков. По ней носились хлёсткие порывы ветра, недостаточные, чтобы сбить с ног, но с мелкими камешками они справились бы запросто. Из высокомерных объяснений Лью’са было ясно, что ритуал подпитывался обломками Кристаллов Силы. Если убрать их, он остановится — и план подлого жезла не воплотится в жизнь.

После недолгой паузы Нейфила воскликнула.

«Не… не получается! Я не могу… не могу вызвать дар! Он не откликается!»

«О, мои нерассудительные друзья, неужели вы полагали, что я оставлю вам такую удобную лазейку? Нет, я наблюдал за вами, я предусмотрел всё. Здесь, где близко царство чистой власти, мне нет равных, ибо ваша воля ничто пред моей».

По крайней мере, Лью’су нельзя было отказать в умении учиться на чужих ошибках. Он не пошёл дорогой Нарцкуллы, которая забыла о жалком телекинезе своей рабыни — и поплатилась за это.

Однако сообразительность жезла играла против нас. Положение становилось отчаянным. Я не мог оторвать взгляда от зеркала, в отражении которого таял мой двойник. Повторялся ли этот процесс в реальности? Или же нам была уготована ещё более страшная участь, чем растворение в пустоте?

Завитки на раме извивались, точно щупальца. Их движения становились более свирепыми, жадными, как у осьминога, поймавшего добычу.

Думай… Думай, думай…

Воля. В конце концов, борьба сводилась к противостоянию двух характеров, двух готовностей сокрушить противника: моей и Лью’са. А значит, повторялась история со старухой. Магический паралич я тоже сумел развеять, пусть и на краткий миг, чтобы врезать ей по лицу.

Я удвоил усилия, стараясь освободить руку, державшую жезл. Лью’с почувствовал мой напор и сосредоточился на ней, не давая мне и малейшего шанса. Похоже, прикосновение было важно, через него чёртова палка черпала энергию или творила своё чёрное колдовство.

Но что, если не ломиться в лобовую атаку?

Должен найтись другой способ победить или хотя бы унести врага с собой в могилу. Последнего я предпочёл бы избежать. Но если иного выхода не будет, то лучше уж так, чем позволить ему восторжествовать за мой счёт.

Я сконцентрировался на второй руке, ничем не занятой. Лью’с принял моё отступление за смирение со своей судьбой; в голове затрещал статическими помехами его смех. Туманная фигура в зеркале уже полностью оформилась — на меня издевательски смотрела обезьяна ядовито-зелёной расцветки с костяным панцирем на брюхе. Истинный облик Лью’са ничем не выдавал его разумности. Встреть я его где-нибудь в джунглях второго слоя, никогда бы не заподозрил, что он не только разумен, но ещё и могущественный маг, обманувший смерть.

Ненадолго… Осталось чуть-чуть…

Я собрал всё внимание, всю устремлённость, весь гнев, бушевавший во мне с того мгновения, как жезл предал нас, — и направил их, точно острейшее копьё, на вражескую волю, сдавившую меня в смертельных объятиях. Для этого выпада мне пришлось выжать себя досуха. Я вычерпал до дна запас, приберегаемый на чёрный день, и вдобавок отобрал энергию у червей, немедленно взбунтовавшихся. Это была самоубийственная затея: колония не развалилась на отдельных особей лишь чудом, но каждый миг промедления приближал этот исход.

Мне нужно было выиграть несколько секунд, застать Лью’са врасплох всего на несколько кратких мгновений; о том, чтобы перехватить контроль над телом целиком, я и не мечтал.

Моей целью было нечто другое.

А именно, указательный палец.

Тот самый палец, в котором пряталась нить мертвоплута.

Ошеломлённый моим натиском, Лью’с растерялся. На Океане Забвения он объявил, что я утратил Гордыню, после чего, должно быть, рассудил, что я не осмелюсь принести себя в жертву.

Ведь этот безумный поступок — умереть, но не отдать победу — требовал немало смелости, мужества и гордости.

Я был уверен, что Лью’с не видит разницы между гордостью и Гордыней.

Давление на правую руку усилилось. На всякий случай жезл укрепил свои позиции там. А вот чары, опутывавшие мою свободную руку, поддались — и я выпрямил палец.

Опасавшийся много худшего Лью’с с облегчением расхохотался.

«И это всё, на что ты способен, мой эгоистичный друг? Ты распадёшься, но твоя подруга останется, и я перестрою…»

Он резко замолчал, когда из кончика пальца вырвалась нить мертвоплута. К чести жезла, он моментально осознал мою идею, — однако вовремя перехватить управление нитью и указательным пальцем у него не получилось.

Он чересчур заигрался в защиту и поплатился за это.

Я послал электрический разряд по нити и безжалостно хлестнул себя по груди. Бритвенно-острая леска с лёгкостью рассекла и накидку, и плоть под ней. Вспышка боли пронзила мозг, а по спине словно промчался огненный шар, взорвавшийся в основании черепа.

Угостить бы ударом проклятую палку…

Пустые мечты.

Я ни капли не сомневался, что Лью’с выстроил вокруг себя нерушимый барьер, не уступавший по крепкости старухиному. Рисковать, полагаясь на его пренебрежение безопасностью, я не желал, слишком высоки были ставки.

Наверное, будь я один, этого бы хватило. Лишить Лью’са материала для возрождения — и упокоиться с ним в одной могиле на пике чёрной башни, пронзавшей небеса, в шаге от возвращения на Землю.

Но рядом была Нейфила.

Я не хотел оставлять её на растерзание трёхглазой обезьяне.

Крови почти не было: электричество прижгло рану.

Не то чтобы это облегчило моё положения: я ведь не просто практически разрезал себя надвое.

Я ударил по карману, где хранились осколки Кристаллов Силы. Некоторые унесло ветром, однако остальные, напитавшись электричеством, вскоре рванут, как связка гранат.

Обратный отсчёт запущен.

Если Нейфиле повезёт, её не выбросит за пределы площадки взрывной волной. Хотя знаменитая живучесть безликих может спасти её и тогда…

Но не меня.

Я выжег все свои резервы для последнего рывка.

До меня донёсся визгливый вопль Лью’са, прозвучавший глухо и будто ты издалека. Уже отказывает слух?..

«Что ты натворил, ты, жалкий ком червяков!..»

Зрение застила темнота. Она, клубившаяся голодным водоворотом, обволокла разум, потянула его куда-то вниз, глубже, в поистине бездонный провал, по сравнению с которым Бездна была крошечной ямкой в детской песочнице…

А затем сквозь тьму пробился свет, ослепительно-яркий, опаливший невыносимым жаром, пронзивший самую мою суть, — и сознание оставило меня.

Очнулся я от чудовищной боли. Перед глазами стояло расплывчатое пятно, попытки пошевелиться ничего не дали — конечности отказывались слушаться. Тело терзали волны голода; оказалось, что я перекинулся в форму безликого. Немудрено, ведь на поддержание человеческой оболочки энергии не было…

Удивительно другое. Почему я ещё жив?

Взрыв должен был прикончить меня. Мало того, что я исчерпал запас сил, после чего разрезал себя пополам, — моим останкам надлежало сгореть в огне взрыва.

Колония червей, составлявшая мой организм, такими вопросами не задавалась. Её куда больше волновало собственное выживание. По-видимому, она отыскала источник пищи. Я ощутил, как раскрывается пасть, в которую падает кусок мяса, затем ещё и ещё… Я бездумно поглощал их один за другим, оставив размышления на потом.

Постепенно колония восстановила популяцию, и тело начало регенерировать, склеивая себя по кусочкам, как разбитую вазу. Сперва вернулось осязание — я ощутил нежное дуновение ветра, совсем не похожее на ураган, правивший на вершине чёрной башни.

Воздух был пропитан энергией. Я потянулся к ней, и она с готовностью влилась в меня, помогая восстановиться. Грызущий голод отступил.

Я услышал возню неподалёку. Чуть погодя вернулось и зрение. Я увидел склонившуюся надо мной Нейфилу. Её лицо блестело от слёз, пепельные волосы были растрёпаны, зрачки расширились, почти скрыв алую радужку. Одна рука оканчивалась клешнёй безликого; в ней она сжимала оторванную человеческую руку, выпачканную в крови. Кровью были заляпаны и лохмотья, в которые превратилась её одежда, особенно у левого рукава. Он был до странности… пустым. Чего-то не хватало.