Кивнув охранникам, я неторопливо покатил по асфальтовой дороге мимо парка, проехал основное здание лаборатории и свернул дальше, к самой новой части комплекса — группе современных корпусов, выстроенных по моему плану. В самом конце аллеи ещё кипела работа, только сегодня днём рабочие должны были заложить фундамент вивария. Я не без гордости окинул взглядом четкие формы из стекла и бетона, задержавшись на окнах второго этажа угловой постройки — там все ещё горел свет.
Припарковавшись у таблички «Стоянка ГЛК-2», я достал с заднего сидения объёмный пакет, аппетитно пахнувший едой, и вприпрыжку поднялся на крыльцо. Замок на входе тихо пискнул, считав биометрию, и благосклонно зажег зеленую лампочку. Дверь открылась.
Внутри уже наступило будущее, а на воротах все ещё бугаи с оружием. Смешно.
Выбросив из головы ненужные мысли, я взбежал по лестнице на второй этаж и зашагал по коридору. Датчики зажигали свет на моём пути — откуда автоматике знать, что я прекрасно ориентируюсь в полной темноте… Остановившись перед дверью с надписью «Микробиологическая лаборатория — ПБА — Особый режим», я позволил очередному сканеру сверить биоданные и зашел внутрь. Позади раздалось шипение закрывающейся двери, а я, не обращая внимания на красные индикаторы, миновал чистую зону и оказался в царстве колб, реторт, микроскопов и странных даже по моим меркам запахов.
В голове раздался знакомый голос.
«Подожди. Пять минут. Нет, десять. Я почти закончила. И ты снова завалился сюда прямо с улицы? Учти, если эта колония клеток погибнет раньше времени, я…»
Знаю-знаю, отправишь меня на край света за новыми образцами, или того хуже, заставишь выращивать её самому. Ничего, как-нибудь справлюсь.
Спиной ко мне, склонившись над огромным зондовым микроскопом, стояла Нейфила. Несмотря на белоснежный лабораторный халат и собранные в строгий конский хвост волосы, это была чертовски привлекательная картина.
Каким-то образом она угадала мои мысли.
«Даже не думай. И вообще, теперь нам обоим придётся лезть в дезинфектор. Мало кто обрадуется, если мы подарим миру эпидемию. По крайней мере, пока я не получу стабильную вакцину».
Так это хорошо, как раз пока стерилизуется одежда…
«Ты хочешь, чтобы я сегодня закончила? Не отвлекай».
Всё, молчу. Я, кстати, поесть принёс.
Нейфила сосредоточенно засопела. Среди многих вещей, которые особенно поразили её в нашем мире, помимо разнообразных измерительных приборов и прочих технологических чудес, особняком стояла еда. Из всего разнообразия земной пищи ей больше всего приглянулся банальный фастфуд, благо преимущества наших с ней тел позволяли не беспокоиться о талии. Но я не терял надежду когда-нибудь привить ей вкус к приличной еде.
Аккуратно присев за стол, как всегда заваленный бумагами, я подпёр голову кулаком и принялся наблюдать за тем, как она отточенными движениями касается верньеров микроскопа и периодически делает пометки на тачскрине медицинского компьютера.
Наконец Нейфила устало выпрямилась, обернулась ко мне и с улыбкой сказала:
— На сегодня всё. Я закончила.
* * *Путевые заметки самопровозглашённой искательницы адамантового ранга.
По прибытии в дивный новый мир я забросила вести дневник. Было совершенно не до этого! Однако недавние события заставляют меня вновь взяться за перо и пергамент (как я скучаю по своему графическому планшету!). Но обо всём по порядку.
Путешествие прошло «на отлично». Обойдусь без банальных подробностей, скажу только, что мне до сих пор ужасно стыдно за то, с каким ужасом я смотрела на чудеса мира победившей науки. Вместо этого расскажу о нашем скромном быте и не таких уж скромных развлечениях.
Первое время я просила Германа почаще перекидываться в форму Каттая. При переносе хитрец заставил Бездну вернуть ему родное тело! Нет, не подумайте, он оказался вполне себе симпатичным, да и вообще, даже в облике безликого я бы узнала его из тысячи… Пожалуй, дело в привычке и в первом опыте… Но я отвлеклась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Жаловаться мне было не на что. Фёдор Олегович оказался на удивление приятным человеком, хотя, вполне вероятно, что я, привыкшая к Герману, приняла деспотичную и напористую натуру его отца как должное.
Когда мы прибыли, выяснилось, что течение времени на Земле и Хазме совпадает и Фёдор Олегович уже давно уладил «семейные проблемы». Ещё одна общая черта в характерах отца и сына — решать вопросы раз и навсегда, быстро и жестко.
Нельзя сказать, что воссоединения прошло гладко. Герману было в чём обвинить отца, а тот не привык терпеливо выслушивать упрёки. Не раз и не два мне казалось, что они бросятся друг на друга — опрометчиво со стороны Фёдора Олеговича, поскольку его сын мог с лёгкостью нашинковать его на куски. К счастью, всё обошлось, в семье воцарился хрупкий, но мир.
Меня Фёдор Олегович принял с распростёртыми объятиями. Думаю, трагическая потеря, а потом — воистину — волшебное возвращение сына сильно размягчили стальное сердце старого интригана. Сначала я полагала, что люди вроде него совершенно не вписываются в мягкий и спокойный ритм жизни мира Земли. Он прекрасно смотрелся бы во главе одного из Великих Домов на Хазме, отдавая жестокие, но необходимые приказы своим слугам…
Реальность была куда прозаичнее. Этот мир, при всей его красивой и яркой обёртке, был возведён на тех же беспощадных и несправедливых принципах, что и мой. Если отбросить чудеса технического прогресса, разница лишь в том, что здешние обитатели изобрели настолько чудовищное по разрушительной силе оружие, что просто-напросто боялись затевать крупные войны, так как понимали, что несчастная планета не выдержит пламени ядерной войны. Так что люди, подобные отцу Германа, всё ещё чувствовали себя как рыбы в воде.
Что ж, не первое разочарование в моей жизни, и, скорее всего, не последнее.
Лучше напишу о хорошем — о том, как изменился Герман. На мой взгляд, в лучшую сторону. Раньше он грозил страшными карами всем, кто поспособствовал его смерти. Но, по-моему, даже его несколько ошарашил рассказ Фёдора Олеговича о незавидной судьбе мачехи и сводной сестры, равно как и тех, кто позарился на их деньги.
То, что отец своей жестокой и немедленной местью освободил Германа от необходимости снова погружаться в водоворот насилия, в конечном счёте и примирило их. С его плеч словно упал огромный груз, и он, впервые со времени нашей встречи в аванпосте, перестал напоминать лук с туго натянутой тетивой, напряженный, готовый в любую секунду послать в цель смертоносную стрелу.
В свою очередь, я старалась окружить его теплом и любовью. Признаю, эта его бескомпромиссность в начале знакомства, сила, опасность, решительность — все они… тщательно вымарано Ещё не хватало превращать Дневник Искательницы в женский роман!
На первых порах Герман самозабвенно «предавался пороку искусства» и путешествовал от одного музея до другого по разным уголкам земного шара, заодно устроив мне прекрасный ознакомительный тур. И он стал бы ещё чудеснее, если бы не железные гробы под названием «самолёты»…
Когда первый запал Германа как художника прошёл, встал вопрос, на что потратить остаток вечности. Тогда-то Фёдор Олегович, прежде наблюдавший со стороны, и подступил к нам с предложением.
За разговорами у камина он вытянул из меня множество историй о Хазме и получил неплохое представление о моих туманных мечтах о справедливом обществе. Понимая, что расшевелить Германа обещаниями утопии не получится, он зашёл с другой стороны — заявил, что для прекрасного мира будущего нужно победить голод, болезни, а также найти альтернативные источники энергии. Тела же безликих представляли собой великолепные образцы для исследований, которые могли помочь в решении этих проблем.
План, предложенный им, был прост. Он, используя свои деньги и связи, предоставляет в наше распоряжение чудеса науки, а мы с головой погружаемся в поиски способов употребить наши способности на благо человечества.
