секреты старой Клотильды.
— Клотильды? — переспросил я, нахмурившись и пытаясь вспомнить, где я слышал это имя. И тут же меня словно осенило: о той старой и могущественной колдунье, жившей давным-давно в этих краях, ходили легенды, будто она умела врачевать самые сложные болезни, продлевать жизнь и знала секреты вечной молодости. Это не может быть простым совпадением! Значит, Берта что-то знает об этом и уверена, что Аэлита владеет этими знаниями, хоть и не показывает этого.
— Ага! Потому что Берта уверена, что Аэлита ее преемница, — прокаркал ворон, возмущенно взмахнув крыльями и взъерошив свои блестящие перья. — Хотя это и неправда. Клотильда умерла задолго до появления Аэлиты в этих местах. Они даже не знакомы. Это я точно знаю, я с Клотильдой жил долгие годы. Просто Берта совсем выжила из ума, вот и бредит всякой ерундой.
— Так, стоп, — перебил я, пытаясь собрать сумбурные мысли в общую картину и разобраться в этом хаосе, что обрушился на меня. — Но почему она ее просто не отпустит? Зачем ей все это? К чему такие сложности и жестокость?
— Кар-р! — с возрастающим раздражением завопил ворон, топчась на месте своими когтистыми лапами. — Старая Берта передумала, испугалась. Узнала, что жених Аэлиты приехал за ней, вот и запаниковала. Потому старуха решила вывезти Аэлиту в темный и глухой лес, привязать к старому дереву, а вокруг кровавое мясо раскидать. Звери дикие на запах крови сбегутся и сожрут твою невесту, как косточку обглодают. Кар-р! И никто не узнает, что с ней случилось.
Меня словно окатили ушатом ледяной воды, заставляя вздрогнуть всем телом. Живьем скормить зверям? Не бывать этому. Я не позволю этой безумной старухе совершить злодеяние и спасу Аэлиту, чего бы мне это ни стоило.
— Где она сейчас? Берта, куда она ее повезла? — прорычал я, сжимая кулаки до побелевших костяшек и чувствуя, как гнев клокочет в груди.
Ворон взмахнул своими большими крыльями, направляясь к выходу из дома.
— Туда, Ваша Светлость. К старой заброшенной лесной дороге, что ведет вглубь чащи, — прокаркал он, взмывая в темное ночное небо и кружась над моей головой. — Берта на старой телеге, накрытой сеном, поехала, а бедная Аэлита у нее там спрятана, связана и без сознания. Скорее, иначе будет поздно.
Не раздумывая ни секунды, повинуясь лишь зову сердца, я бросился к своему коню. В мгновение ока запрыгнул в седло и, не церемонясь, вонзил шпоры в бока измученного животного, заставляя его рвануть с места и помчаться в указанном вороном направлении.
— Веди! — крикнул я, глядя вверх, в бескрайнее ночное небо, усыпанное мириадами холодных звезд.
Ворон, который представился Геннадием. Такое имя ему дала Аэлита, кружил надо мной, словно живая стрелка, указывая верный путь сквозь непроглядную тьму. Адреналин бурлил в крови, разгоняя сонливость и страх, а сердце бешено колотилось в груди, отсчитывая последние мгновения, отделяющие меня от Аэлиты. Я должен успеть, должен ее спасти во что бы то ни стало. Я не позволю этой безумной старухе, одержимой бредовыми идеями, причинить Аэлите вреда.
Глава 16
Аэлита.
Сознание возвращалось ко мне словно по частям, медленно и мучительно, продираясь сквозь густую, липкую пелену тумана, окутавшего мой разум. Сперва я почувствовала оцепенение, леденящий холод, пронизывающий до костей, сковывающий каждое движение, каждую мысль, затем — резкую пульсирующую боль в голове, словно от оглушительного удара. Она расползалась волнами, затапливая сознание, вызывая тошноту и головокружение. Я попыталась открыть глаза, но веки показались неподъёмно тяжелыми. С огромным усилием мне удалось приподнять их, и предо мной предстала лишь расплывчатая тусклая картина, словно написанная грязными красками.
Голова кружилась, будто бы я качалась на волнах бушующего моря, тошнило, в висках неистово стучало, отзываясь эхом в каждой клеточке тела. Я моргала, пытаясь сфокусировать зрение, и постепенно начала различать очертания грубых досок, нависших надо мной, сколоченных небрежно, словно наспех. Сквозь узкие щели пробивался слабый тусклый свет, намекая на то, что на улице, скорее всего, сумерки. К моему изумлению, я ощутила под собой жесткую колючую солому, пахнущую сыростью и прелью. Где я? Что произошло?
Память возвращалась медленно, словно извлекаясь из глубокого темного колодца по капле, по слову, по образу. Я узнала, что меня нашел Арион. Бросилась собирать вещи, хотела сбежать, но пришла старушка-соседка и принесла компот и пирожки. Она угостила меня, и мне стало плохо. Берта усыпила меня, и теперь я не понимаю, где я и что со мной происходит.
Я попыталась пошевелиться, чтобы хоть немного разогнать оцепенение, но обнаружила, что мои руки связаны за спиной грубой веревкой, врезающейся в кожу. Паника начала подступать к горлу, сдавливая его ледяными пальцами, отнимая способность дышать. Я судорожно забилась в соломе, пытаясь понять, где я нахожусь, кто меня похитил и зачем.
— Помогите, — прохрипела я, но мой голос прозвучал слабо и невнятно, как шелест сухих листьев на ветру. — Кто-нибудь… помогите…
То, на чем я лежала, внезапно дернулось, и я почувствовала, как меня болезненно подбрасывает на ухабистой дороге. Значит, я в телеге. Но кто меня везет и куда? В голове набатом стучала лишь одна мысль: "Нужно выбраться отсюда, пока не стало слишком поздно".
Перевернулась на бок, чтобы видеть не только дно телеги, но и возницу. Я пытаюсь сфокусировать взгляд на расплывающемся силуэте, сидящем впереди. Старая женщина, сгорбившись под порывами ветра, уверенно управляла старой клячей. Лицо ее было скрыто глубокой тенью, отбрасываемой надвинутым на лоб платком, но я сразу узнала ее. Берта. Вот тебе и добрая и милая старушка, которая угощала меня свежеиспеченными пирогами с яблоками и улыбалась мне при встрече приветливой улыбкой. Ее морщинистое лицо всегда казалось мне таким безобидным и добродушным… Неужели это она? Неужели она способна на такое?
— Берта? — прошептала я, не веря своим глазам и отказываясь принимать эту чудовищную реальность. — Что происходит? Зачем вы меня похитили? Куда вы меня везете?
Старуха резко обернулась, и в полумраке я увидела багровое, искаженное злобой лицо. В ее глубоко посаженных глазах плескалась неприкрытая, испепеляющая ненависть, заставившая меня вздрогнуть от ужаса. Это была уже не та Берта, которую я знала и которой доверяла. В ее взгляде читались лишь тьма и безумие.
— Проснулась, значит? — проскрипела она, и ее голос, всегда такой мягкий и тихий, теперь звучал противно и злобно, будто скрежет ржавого металла. — Думала, будешь спать до самой смерти и мне не придется с тобой возиться.
— Отпустите меня, пожалуйста, — взмолилась я, чувствуя, как страх ледяной хваткой сковывает меня все сильнее, парализуя волю. — Я никому ничего не