— В “той капсуле” ты чуть не убила меня, стерва!

— Это был просто естественный отбор. Мне не нужен был слабак, — с равнодушием палача она признаёт вину. — Но ты выжил.

Фрост делает паузу. Искривляет губы, демонстрируя ненависть. Яркую, жгучую.

— А знаешь… я хотела бросить тебя! Тогда, на ферме, когда тебя превратили в решето. И когда Берёзов прислал за нами вертолёт, затащил нас в свой самолёт, переправил через границу. Когда его врачи вытаскивали из тебя свинец.

Её начинает трясти.

— Но я не смогла! — голос Фрост тоже дрожит. — И не потому, что ты мне нравишься. А потому, что я подсела на твоё чёртово тепло, как на наркотик! Провались ты в ад!

Она отворачивается. Я смотрю на её напряжённую спину.

Похоже, я и правда привязал к себе девушку мечты. Так почему во рту горчит сильнее, чем после того дерьмового кофе, о котором она говорила?

— Ты хотела знать, почему я выбрал тебя, — говорю хрипло, потирая сухое горло. Чтобы встать за водой, нужно найти в себе силы, а их нет. — Ты была неудачницей. Вечно проигрывала суперам. И при этом оставалась чертовски сексуальной. За аутсайдеров легко болеть. А ещё легче хотеть отчаянную красотку, раз за разом выступающую в бой, который она не может выиграть.

Она не отвечает. Даже не дёргается. Демонстрирует безразличие.

Я привстаю, тянусь к центру стола. В кружке Фрост ещё есть чай — уже тёплый. Глотаю, давая горлу передышку. Кружка остаётся в руках — не столько из жажды, сколько чтобы занять их чем-то.

— И всё же я полез в капсулу не ради проходной героини, а ради тебя. Такой, какая ты есть. Холодной. Стервозной…

— Да что же вас таких ко мне тянет, — шипит Фрост.

— “Таких”?

— Мазохистов. — Фрост разворачивается ко мне. — От Берёзова тебя отличает только отсутствие денег и нормальная эрекция. Хотя, толку и от последней мало. И всё равно… я трахаюсь с тобой и не могу остановиться.

Она сжимает кулаки.

— Сука! Надо было отобрать у того фермера винтовку и засадить тебе ещё одну пулю! Уже между глаз, так бы точно сдох!

— Да что ты так взъелась?

— Иди на хрен! — Фрост показывает мне “фак”. — Я тебе не говорящая энциклопедия, чтобы пояснять всякие тупые мелочи.

— Тогда зачем было стирать мне память? — срываюсь я.

— Ты сам попросил, — её голос снова режет. — Молил. Хотел начать с чистого листа, помнишь? Думаешь, мне это надо?

— Надо, — тихо говорю я.

Чай в моей кружке начинает закипать. Ладони пылают. Выходит, силы Огненного Шторма все ещё со мной. Просто их стало меньше.

— Нет. Не "надо". Необходимо, — плюет она. — Знаешь, все наркоманы не только жаждут, но и ненавидят дрянь, на которой сидят.

Она замолкает. Я тоже продолжаю. Смотрю на чай. Сейчас он превратился в крутой кипяток, а мне нужен холод.

Мы с Фрост зависим друг от друга — и она это знает. Но спорить и говорить о том, что я тоже в ней нуждаюсь, не хочется. Сказанное уже ощутимо припекает мою гордость.

Я отставляю кружку.

— Есть что-нибудь прохладное? Горло смочить. Я бы не отказался от колы.

— Была какая-то дрянь, — после паузы отзывается Фрост. — Худшая подделка, что я пробовала. С вонью вездесущей хвои.

— “Байкал”, — усмехаюсь я.

Она поднимает бровь.

— Да, пробовал, я же русский, — пожимаю плечами.

Фрост идёт к холодильнику. Достаёт начатую бутылку.

— Вы, блядь, извращенцы, — цедит она сквозь зубы. — Пихаете ёлки куда угодно: в мыло, в конфеты, в газировку. А шестёрки Берёзова привезли варенье из шишек. Мне теперь страшно распаковывать тампоны — вдруг и там вместо хлопка иголки.

Она ставит бутылку передо мной. Пузырьки внутри бешено мечутся. Ну конечно. Фрост её встряхнула по пути. Мелочная стерва. И всё же…

— Спасибо.

— На здоровье, — говорит она по-русски, с тяжёлым акцентом. — Когда пойдёшь в спальню — почисть зубы. Я купила пасту со вкусом апельсина. Может, хоть она перебьёт эту хрень.

Я едва заметно выдыхаю.

Мы спим вместе?

— Расскажешь, почему я попросил стереть мне память?

— Может быть, — отвечает она и разворачивается к выходу. — Но не сегодня. Лучше поешь. Так тепло быстрее вернётся.

Она уходит, хлопнув дверью.

Я смотрю на бутылку. Пузырьки не унимаются. Вот он — финал. Не любви. Зависимости. Потребности.

Я — наркотик? Батарейка?

Но шутка в том, что без потребителя и то, и другое — просто мусор, который никто не будет производить.

Наши отношения с Фрост всё же симбиоз? Или уже паразитизм?

Хотя какая, к чёрту, разница? Я перегибаюсь через стол, придвигаю к себе гренки и остатки варенья. Заряд батарейки пора восполнить. Это точно.

* * *

А мир и правда нас ненавидит. Наша проделка что-то глобально изменила во всём мире. Лето в этом году закончилось рано, отметка на термометре поползла вниз, а вместе с ней и мировой ВВП.

И всё же, пока тревожные сводки метеорологов беспокоят общество куда меньше, чем беспрецедентный геноцид мирного населения в самом сердце Соединённых Штатов.

Я редко покидаю домик — максимум, чтобы на лыжах дойти до посёлка, — но и этого хватает, чтобы понять: жажда мести не утихла. Гитлер, Муссолини, Саддам Хусейн и Бен Ладен блекнут на фоне нас с Фрост. Потеря Готэма стала не просто национальной трагедией США. Скорбят даже местные. Причем причитают об этом так, как будто среди погибших были их близкие.

А Лига всё ещё рыщет, но пока вяленько. Потеря Супермена и Бэтмена стала для них ударом. Сейчас Чудо-Женщина и Аквамен делят кресло во главе круглого стола, что единству среди суперов не помогает. Это даёт нам с Фрост передышку.

Через Фрост Берёзов передал мне совет начать отпускать бороду. Даже в Якутию может прийти лето, и тогда придётся снять шапку и шарф.

Я не послушал. Меня и так злость берёт от того, что мы зависим от этого… но почему-то мне кажется, что лета уже не будет. А ещё Фрост точно бы бесила моя растительность. Впрочем… её бесит почти всё.

Мы сохранили свои силы, но их уровень… В команду А+ мы с ней вряд ли вернёмся. По крайней мере точно не скоро. Хорошо, что