Илвасион вернулся к столу, положил рядом ещё одну стопку: отчёты по добыче руды за последние месяцы. Там не было громких фамилий, только цифры. Цифры были честнее.

Поначалу ряды строк плыли перед глазами: даты, количество вагонеток, графы «потерь при транспортировке». Усталый писарь механически сверял числа, отмечая несоответствия. Примерно через полчаса в голове щёлкнуло: потери «случайно» увеличивались только в смены, когда дежурили люди из группы Йорунда.

Кто-то мог бы списать это на совпадение. Илвасион не верил в совпадения. Особенно когда они упорно повторяются.

Он достал чистый лист и начал выстраивать свои таблицы, поперёк привычных городских форм. В одной колонке — смена. В другой — фамилии дежурных стражей. В третьей — процент «потерь». В четвёртой — пометки по жалобам. Отдельной строкой — кто визировал отчёт и какую формулировку использовал.

К середине дня бумага превратилась в простой, злой рисунок: когда в смене были «свои» стражи, потери подскакивали до шести — семи процентов. Когда стояли другие — падали до полутора. Те же лица всплывали и в «сборе дополнительных плат» с лавочников. И все бумаги проходили через один и тот же кабинет в администрации, где сидел добродушный, постоянно смеющийся норд по имени Сигурд Халварсен, заведующий «учётом и согласованием поставок».

Сигурда Маркрафт любил. Он платил за выпивку, держал хорошую компанию, любил рассказывать истории и всячески демонстрировал, что ему до простых людей «не всё равно». Илвасион видел его пару раз в трактире и уже тогда отметил: слишком ровное обаяние.

Писарь убрал лист с таблицей к другим личным заметкам. Формально из всего увиденного пока ничего не следовало. Нужны были не только цифры, но и реальные следы.

Вечером талморский маг отправил Данa, мальчишку у ворот, с коротким поручением: задать «своим» лавочникам и возницам простой вопрос — кто сейчас «держит» шахтный район. Одновременно он поднял старые жалобы полукровок из своей отдельной стопки. Там тоже повторялись одни и те же фамилии. Те, кто жаловался громче всех, потом исчезали из бумажного поля: ни увольнений, ни переводов. Просто тишина.

Ночью сеть «датчиков» начала работать.

Слепая женщина у рынка рассказала, что у мясника стали чаще появляться люди Йорунда и что туда, на склад, теперь по ночам гонят телеги с мешками, которые пахнут не только мясом. Тар, подросток из трактира, принёс историю о том, как один из стражей в пьяном виде хвастался: «семью лет выводишь из грязи — и никто даже не знает, сколько из шахты ушло мимо ярла». Дан сообщил, что в последнее время повозки с рудой всё чаще пытаются проехать ночью, когда окошко в караульной чуть приоткрыто «для своих».

Каждый из этих кусочков сам по себе был ничего не стоящей сплетней. В руках эльфа они цеплялись за цифры.

На следующий день талморский писарь рано появился в магистрате. Обычный клерк мог бы сослаться на усталость и отложить часть работы. Илвасион предпочёл утонуть в ней глубже. Так было надёжнее скрываться.

В архиве, где пахло пылью и старой кожей, он запросил у архивариуса доступ к сводным отчётам о поставках металла для городской стражи и ремонтников укреплений. Предлог был простой: «проверка соответствия между добычей и расходом». Старый альтмер только всплеснул руками: как приятно, что хоть кто-то относится к делу серьёзно. Ключи загремели, двери приоткрылись.

Стол в углу постепенно покрылся картой чужих грехов. Здесь лежали документы с печатями Торвальда Тирсена, рядом — ведомости с подписями Сигурда. Чуть дальше — распоряжения о выделении дополнительных средств на «ремонт шахтного оборудования» и «усиление охраны». Илвасион карандашом отмечал совпадения: одна и та же дата, одни и те же фамилии, разные направления движения. В один день из шахты «потерялась» часть руды, а в тот же день склад оружия внезапно получил новые клинки из неизвестного источника. В другой день резко выросли расходы на «питание подземных работников», и ровно в этот период трактир возле шахт обновил вывеску и купил новые бочки лучшего эля.

Талморец не верил в чудеса. Он верил в связи.

К вечеру у него на руках было достаточно, чтобы внутренне признать: это не случайная мелкая вороватость, а цепочка. На нижнем уровне — стража Йорунда и пара мелких надсмотрщиков шахт. Выше — Торвальд со своей властью над сменами. Ещё выше — Сигурд, оформляющий бумаги так, чтобы всё выглядело рваным, но законным. Над ними маячили ещё несколько имён из городской администрации — норды, сидящие в комитетах по снабжению и обороне, вроде бы далёкие от «грязной» работы.

Илвасион отметился и там. В протоколах заседаний, где они «с некоторой озабоченностью» обсуждали нехватку руды и необходимость «поддержать добросовестных поставщиков», эти фамилии ставили последние визы, словно случайно.

Щелчок в голове стал почти слышимым. Талморский маг откинулся, провёл ладонью по лицу, смывая усталость. Такая конструкция не могла держаться без согласия минимум десятка человек. Столько же можно было взять за горло.

Но лезть в лоб было самоубийством.

Документы он сложил в аккуратные, привычные стопки, однако часть бумаг ненавязчиво перекочевала в отдельную кожаную папку. Никакой магии — одна механика. Если кто-то захочет проверить, не унёс ли писарь чего лишнего, увидит стандартные отчёты. Чтобы добраться до настоящего, нужно знать, какую вкладку сдвинуть и за какой кончик бумаги ухватиться.

Ночью, в своей комнате, высокоэльф разложил улики уже по другому принципу. Не «дата — смена — потери», а «фамилия — зависимость — слабое место». Йорунд, у которого младший брат недавно был пойман на драке с полукровками. Торвальд, тайно финансирующий небольшой храм местного бога войны, чтобы иметь опору среди фанатиков. Сигурд, по словам Тара, любящий играть в кости на крупные суммы в задней комнате трактира.

У каждого из этих людей было то, за что можно было щёлкнуть, как за выключатель. Этого уже хватало.

Холодная часть сознания тщательно отделяла эмоции. Коррупция в этом городе не была откровением. Для большинства нордов в магистрате «поделиться» с нужными людьми считалось частью традиции. Но цепочка, которую увидел Илвасион, имела особенно неприятный привкус: на нижнем конце висели те самые полукровки, которых он пытался вытянуть из грязи с помощью бумаг. Их не допускали в смены, когда нужно было «подстраховать» лишний доход. Их бросали на самые тяжёлые участки, а потом записывали как «неспособных выдержать нагрузку».