— А-а-а… — снова расплылся в улыбке Свен, и в глазах заплясали хитрые огоньки. — Вроде что-то получается. Твой «щенок», как ты говоришь, объяснил всё так толково, что и вепрь бы смекнул. Осталось только сделать.

Кузнец, что-то буркнув, прошёл вглубь мастерской и, сщурив маленькие глазки, принялся придирчиво осматривать заготовки будущих мехов, словно пытаясь найти хоть какой-то изъян.

— Ну и чего ты понял? Расскажи, — недоверчиво пробасил бородатый громила, обращаясь к другу. — Что это вообще за хреновина?

Свен любовно провёл рукой по гладкой поверхности заготовки.

— Это не хреновина, Гуннар. Это — сердце. Видишь? — Мужчина взял два почти готовых деревянных круга. — Вот эти две штуки будут стоять в воздушной коробке. Когда первый мех выдыхает, он толкает воздух, и вот этот клапан, — Свен приложил к кругу кусок кожи, — открывается. А клапан второго меха в это время закрыт, не даёт воздуху уйти обратно. А потом — наоборот.

Рыжий говорил просто, на языке дерева и механики, который Гуннар понимал. Он не сыпал умными словами, а показывал на пальцах, как один кусок дерева будет взаимодействовать с другим.

— Погоди, — Кузнец нахмурился, и его мозг заработал. — То есть, воздух от них обоих идёт в одну трубу?

— В одну! — радостно подтвердил Свен. — И пока один мех отдыхает, второй — пыхтит! Поток получается ровный как река в засуху, а не как твой ручей после ливня. Никакого остывания.

Громила замолчал, подошёл к верстаку, взял в руки деревянную деталь, затем повертел, оценивая вес, гладкость обработки. Видно, как в его глазах упрямое недоверие сменялось азартом ремесленника, который осознаёт красивое и умное решение.

— А если… — вдруг поднял голову, и его взгляд был уже не злым, а задумчивым. — Если вот здесь, на главной оси колеса, поставить не деревянную втулку, а вбить металлическую? Которую я выкую. Будет скользить лучше, дольше не сотрется.

Свен хлопнул себя по лбу.

— Медведь, а голова-то у тебя варит! Конечно! И на шатуны можно железные обручи набить для прочности!

С этого момента их было не остановить. Мужчины склонились над чертежом, и начался настоящий мозговой штурм. Гуннар, забыв о гордости и обо мне, с головой ушёл в стихию чистого ремесла — тыкал пальцем, спорил, предлагал. Кузнец говорил о металле, о прочности, о том, как лучше выковать соединительные тяги. Плотник отвечал языком дерева, пазов и шипов. Мужчины понимали друг друга с полуслова, как два старых мастера, которые всю жизнь говорили на одном языке, но впервые обсуждали нечто по-настоящему новое.

Я стоял в стороне, молча слушал, и на душе было тепло. Старик спорил уже не со мной, а с проблемой, больше не отрицая идею, а улучшая. Мужик принял её, и этого было более чем достаточно.

Они просидели так до самой ночи, пока тени не стали длинными и холодными. Запах стружки смешался с запахом трубки Гуннара, который, оказывается, любил покурить. Когда мы уходили, кузнец не выглядел злым или недовольным, а скорее уставшим, но в глазах его горел огонь творца.

— Завтра с утра начнём ковать тяги, — бросил на прощание, без привычного рычания. — И чтобы без опозданий.

Кузнец уже развернулся, чтобы уйти, оставив меня одного на погружающейся в сумерки улице, как вдруг замер. Стоял секунду, словно вкопанный в землю, а затем медленно обернулся.

— Стой, —непривычно тихо сказал мужчина. — Ты жрать, поди, хочешь. Деньжат ты заработал, я видел, — он опустил голову, будто разглядывая свои стоптанные сапоги, словно не мог сказать следующее в глаза. — Не ожидал я от тебя такого, что уж греха таить.

Старик снова поднял взгляд, и в полумраке глаза блеснули.

— Хоть ты и при медяках теперь, а всё ж моя обязанность — тебя кормить. Уговор есть уговор. Пошли со мной, — качнул массивной головой в сторону своего дома, примыкавшего к кузнице. — Отсыплю тебе чего-нибудь сытного.

Мужик ещё постоял мгновение, то ли ожидая моей реакции, то ли собираясь с мыслями, чтобы добавить что-то ещё. Я же просто молча смотрел на него, не узнавая. В этом неуклюжем и ворчливом человеке вдруг проступило что-то иное, что-то почти человеческое. И странно, но в этот миг, после всей боли, унижений и бесконечной усталости, что связали нас за это короткое время, захотелось сказать ему что-нибудь хорошее.

— Мастер Гуннар, — тихо произнёс я.

Кузнец нахмурился ещё сильнее прежнего.

— А?

— Спасибо, что взяли меня в кузню, — слова прозвучали с такой неожиданной искренностью, что сам себе удивился. Казалось, измученное тело этого мальчика готово было откликнуться на них горячей слезой, ведь это была правда — этот жестокий мужик просто взял сироту с улицы и начал учить. Да — учил как мог, да — вёл себя порой как настоящая скотина, но если бы не кузнец, неизвестно, где бы я был сейчас, и был бы вообще.

Мужик стоял молча невыносимо долго. Брови его грозно сведены, вот в глубине глаз промелькнуло что-то ещё — что-то уязвимое. Дыхание его, казалось, остановилось.

— Да делов-то, — наконец произнёс Гуннар еле слышно, привычная хрипотца его совсем исчезла. — Пошли в дом.

Старик кивнул в сторону сруба, неуклюже развернулся и тяжёлыми шагами побрёл ко входу.

Вечерний холод уже пробирал до костей, но я не мёрз. Задрал голову, глядя на россыпь ледяных звёзд в бездонном чёрном небе. Глубоко вздохнул, и изо рта вырвалось облачко пара. Изморозь наступала стремительно, и впереди было ещё множество бытовых проблем, которые нужно было решать, но сейчас, в этот миг, на душе было неожиданно спокойно и хорошо. Я молча кивнул в пустоту и пошёл следом за массивной спиной здоровяка.

В его доме было на удивление прибрано. Ни одной пустой бутылки из-под эля на столе — деревянные кружки стояли ровным рядом на полке, стол был чисто вымыт, и даже земляной пол, в прошлый раз засыпанный крошками и угольной пылью, был аккуратно подметён. Поразился такому преображению — что-то сдвинулось в душе этого мужчины. Возможно, он, как и я, переоценивал всю свою жизнь. Во всяком-случае, отчаянно хотелось в это верить.

Гуннар, не говоря ни слова, прошёл к окованному железом сундуку, тяжело опустился на колени и со скрипом откинул тяжёлую крышку — тут же обдало запахом вяленого мяса, сушёных грибов и зерна. Покопавшись в мешках, старик достал щедрый шмат