Так он остался один в этом мире, и пришлось учиться крутиться в Оплоте, чтобы просто выживать.

Именно тогда появился господин Борг. Старик пообещал платить медяки, а иногда и кормить, если мальчик будет выполнять для него кое-какую работу, о которой нужно молчать. Ещё наместник сказал, что когда пацаненок подрастёт, замолвит за него словечко, и того возьмут работать на шахту.

Но в душе Брик мечтал не о тёмных штольнях, а лишь об одном: чтобы в день его двенадцатилетия рунный Обелиск показал в нём Дар, который его род, как верил мальчик, скопил за благие заслуги. И тогда он станет охотником, таким же сильным и смелым, как Йорн Одноглазый. Таким, чтобы ни один вепрь в лесу больше не смел поднять на него взгляд.

Мальчишка бежал вверх по улице, лавируя между снующими туда-сюда людьми. Воздух был плотным от тревожных перешёптываний о войне и тварях. Добежав до дома наместника, с трудом, навалившись всем своим худым тельцем, толкнул массивную дубовую дверь.

Его тут же обдало могильным холодом этого тёмного каменного дома. Брику никогда не нравилось здесь — внутри всегда пахло пылью, застоявшимся воздухом и чем-то ещё холодным и неживым.

Когда пацанёнок, запыхавшись так, что трудно было произнести хоть слово, влетел внутрь, наместник Борг, чья улыбка всегда напоминала Брику хищный оскал огромной крысы, сейчас не улыбался. Мужчина сидел, сгорбившись за массивным столом, но на этот раз не перебирал любимые камни, а тяжело опирался на сцепленные в замок руки и хрипло дышал.

Наместник повернул к мальчику голову в пол-оборота, и его тёмный глаз блеснул в полумраке комнаты.

— А, это ты… — прохрипел так низко, что у парнишки по спине побежали мурашки.

Брик судорожно закивал, всё ещё пытаясь отдышаться.

— Да… я… господин Борг, — с трудом вырвалось у него.

— Ну и? Узнал что-нибудь, щенок? — спросил старик, не меняя позы. Его острый нос хищно подрагивал при каждом выдохе.

Мальчишка, не решаясь пройти дальше, наконец совладал с дыханием и заговорил быстро, боясь упустить главное:

— Да! Я видел, господин Борг. Видел! Этот Кай… Он там, у себя в лачуге… делал такие странные движения! Бил кулаком в пустоту, заворачивал ногу так, как я бы никогда не смог! Почти как охотники на тренировке. Дрался со своей тенью или что-то вроде того! — выпалил на одном дыхании с таким чувством, будто открыл новый континент. Выпучив глаза, замер в ожидании реакции своего работодателя.

Борг молчал, глядя куда-то в стену. Пацанёнку показалось, что редкие седые волосы на голове старика зашевелились.

— Ну, дрался, — устало, но не без нотки интереса процедил дед. — Щенки вечно что-то выдумывают. Дерутся друг с другом на палках. Дальше-то что?

Мальчик сглотнул вязкую от нервов слюну. Сердце всё ещё колотилось, но мысли уже начинали собираться в единую картину.

— Я видел! — выпалил Брик, и в ту же секунду его обожгло сомнение: а не показалось ли? Но отступать было поздно.

— Что ты видел⁈ — нетерпеливо поторопил Борг,.

Пацанёнок облизал пересохшие губы. Сделал пару шагов вперёд в тень комнаты, и почти шёпотом произнёс:

— У него из руки…

Сделал паузу. Наместник едва заметно повернул корпус, уже вперившись в мальчишку двумя глазами.

— Ну?

Мальчик помолчал ещё пару секунд, инстинктивно понимая, что эту новость нужно продать подороже.

— У него из руки… появился огонь.

Старик нахмурился, и его лицо стало похоже на морщинистый камень.

— Что ты сочиняешь, щенок? Какой ещё огонь?

— Маленький! — торопливо зашептал Брик. — Совсем крошечный! Как… как если бы искра на трут упала — тот вспыхнул и тут же погас! Вот такой огонь! Я точно видел, господин Борг! Точно!

Борг молчал. Затем со скрипом развернулся к мальчишке всем телом. Внимательно, не мигая, смотрел на того глубоко запавшими глазами. В полумраке комнаты его зрачков почти не было видно, и казалось, на Брика смотрят два чёрных провала.

— Ты уверен, щегол? — спросил старик серьёзным голосом.

У паренька в голове тут же сцепились мысли. Уверен? Конечно, не был уверен. Может, просто отблеск от чего-то? Дырочка в окне была крошечной, а в лачуге Кая царил полумрак. Мальчишка нахмурился и, сам того не заметив, переступил с ноги на ногу, чем тут же себя и выдал.

— Не уверен, значит? — грозно пророкотал наместник.

— Нет… — тихо вырвалось у Брика. — Но…

— Что «но»⁈ — рявкнул Борг, и мальчик вздрогнул.

— Почти уверен, — осторожно сказал пацан, стараясь придать голосу деловую уверенность.

Старик глубоко и со свистом вздохнул, выпуская воздух сквозь стиснутые зубы. Откинулся на спинку стула, и напряжение, казалось, покинуло его.

— Что ещё видал? — наконец спросил дед уже проще, возвращаясь к обычному усталому тону.

Мальчик снова облизал пересохшие губы, обрадовавшись, что неприятный допрос окончен. Заискивающая улыбка тронула его лицо.

— Ещё… ещё они со старым кузнецом что-то делают! Что-то большое замыслили, но я не знаю, что именно. Кай сегодня по всей деревне носился. Забрал шкуру у Йорна. Потом был у кожевника, у Грома долго сидел. Точнее наоборот сначала у кожевника…

— Это всё? — резко перебил Борг.

Брик задумался. Глаза сфокусировались где-то на переносице, словно пытался прочитать там события прошедшего дня.

— Ещё… Ещё он отжимался у себя в лачуге, — бормотал, транслируя воспоминания. — Очень много. И рычал — почти кричал, как будто ему больно было…

Мальчишка засунул палец в ухо, озадаченно почесал. И, не найдя в памяти больше ничего стоящего, уставился на наместника.

— Вот. Это всё.

Старик снова тяжело вздохнул. Затем медленно потянулся к кожаному кошелю, что висел на поясе. Не глядя, вытащил несколько монет и с презрительным щелчком бросил на земляной пол. Пять медяков, звякнув, разлетелись по тёмной комнате.

Брик с восторгом бросился на колени и, не в силах сдержать счастливую улыбку, принялся шарить по полу, собирая заработок.

— Ещё что увидишь — дай знать, — бросил ему в спину наместник и брезгливо махнул рукой в сторону двери.

Мальчик, собрав всё, что ему полагалось, быстро вскочил на ноги. Торопливо и неуклюже поклонился и, не оглядываясь, выбежал прочь из этого ненавистного места, сжимая в потном кулаке звенящее сокровище.

* * *

Когда шаги мальчишки затихли, наместник Борг ещё долго сидел неподвижно на своём тяжёлом дубовом стуле, доставшемся ему от предков. Затем тяжело нахмурил брови, но постепенно хмурость