— Саша? — удивлённо произнесла она. — Ты… Ты что здесь делаешь?

— Тебя хотел проведать, — честно ответил я ей и моментально ощутил внутреннюю борьбу в девушке. Очень странное чувство, граничащее с амбивалентностью. Одновременно радость от моего появления и смесь тревоги, даже какого-то страха из-за того, что я сейчас стоял на её пороге.

Если честно, то в какой-то момент я было решил, что она прямо сейчас закроет дверь передо мной. Лишь бы оборвать эту неожиданную встречу. Даже заметил, как напряглась её рука, которой она всё ещё держалась за дверную ручку…

— Конечно, — вместо этого неуверенно и с прохладой в голосе произнесла она. — Заходи.

Тепло улыбнувшись ей, я прошёл в квартиру, оглядываясь по сторонам. Ну, глупо было ожидать здесь что-то наподобие той, где сейчас жила Настя. Скорее что-то среднее между её прошлыми роскошными апартаментами и пентхаузом Волкова. Что сказать — на дополнительной жилплощади Распутины явно не экономили.

Елена прошла по коридору в гостиную, и я последовал за ней.

— Как у тебя дела? — спросил я.

— Нормально, — прозвучало в ответ. Слишком сухо. Даже через чур нейтрально, чтобы быть правдой. То самое «нормально», которые ты слышишь в ответ, когда человек не хочет делиться собственными проблемами.

Я бы понял это и без её эмоций.

Лена положила телефон на широкую барную стойку, которая разделяла гостиную на две части — меньшую и большую, после чего направилась к стеллажу у стены.

— Хочешь вина?

— Нет, Лен, спасибо. Я за рулём.

— Ну ладно.

И вот опять, снова, слишком бесцветно прозвучал её голос. Я даже удивился тому, насколько спокойное выражение она сохраняла на лице, несмотря на все те эмоции, что испытывала.

На моих глазах она достала из винного шкафа бутылку белого вина, сняла с крышки защитную обёртку и открыв дверцу ящика куда-то её бросила, после чего направилась к другому шкафчику.

Воспользовавшись возможностью, я обошёл стойку и приоткрыл дверцу, которую она только что закрыла. Как и я ожидал, там оказалось блестящее полированным алюминием мусорное ведро. А рядом с ним стояли ещё две бутылки от вина.

М-да…

— У Евы скоро концерт будет, — неожиданно сказала она, явно не без труда вкручивая штопор в винную пробку. — Она с новыми песнями выступать будет…

— Уверен, что они будут не хуже тех, которые я уже слышал.

— У неё в принципе нет плохих песен, — отозвалась она, старательно пытаясь достать пробку из бутылки. — Я подумала… может быть…

— Давай открою, — произнёс я, аккуратно забирая бутылку у неё из рук.

Секундное сопротивление, и вино оказалось у меня в руках. Я одним движением достал пробку вместе со штопором. Лена поставила передо мной бокал, но наливать в него напиток я не торопился.

— Ты в курсе, что пить вредно?

— А ты в курсе, что мне уже двадцать один? — довольно резко спросила она в ответ. — Оно вкусное.

— Да кто же спорит, — пожал я плечами. — А те бутылки, которые внизу стоят, тоже вкусные были?

— Саша, чего ты пристал, а?

— Ты игнорировала меня почти полтора месяца.

Сказанное мною на мгновение сбило её с толку. Она захлопала ресницами, уставившись на меня. Впрочем, довольно быстро поборола первую растерянность.

— Я тебя не игнорировала.

— Я предлагал встретиться…

— Вы предлагали встретиться, — поправила она меня, сделав ударение на первом слове.

Так. Это было ожидаемо.

— Да, мы, — вздохнул я. — Потому что вам нужно поговорить…

— А я не хочу с ним говорить, — процедила она.

— Почему?

— Потому что не хочу…

— Почему, — снова, уже с нажимом спросил я.

— Потому что не хочу! — вновь вскинулась она. — Он мне не брат!

— Он никогда им и не был, — резонно возразил я, но это оказалось все равно, что тушить начавшийся пожар бензином.

— Так пойди и скажи это им! Всем! — воскликнула она. — Давай, Саша! Иди и скажи им это! Или что⁈ Думаешь, что я этого не знаю⁈ Все вокруг только и говорят об этом! О, как хорошо, что у Распутиных имелся ещё один сын! Как хорошо, что они его скрыли! Как хорошо, что мой отец изменял маме! О, как же это замечательно!

Последние слова она уже чуть ли не выплевывала.

— Закончила? — спокойно поинтересовался я, чувствуя, что её сейчас прорвёт.

— Нет, — огрызнулась она в ответ. — Не закончила! И не хочу! Почему я должна все это терпеть⁈ Скажи мне, Саша! Почему⁈ Каждый раз, как я появляюсь на людях, они смотрят на меня и видят отца, который изменял матери… с кем⁈ Я месяц пыталась свыкнуться со смертью дедушки, а теперь ещё и это⁈ Сначала на меня смотрели, как на единственную в семье, а что теперь?

— А что теперь? — в тон ей спросил я.

— А ничего! Вообще! Зачем я нужна, когда есть Виктор! Саша, я крутилась, пыталась понять, что мне делать дальше. Как-то старалась влезть в те дела, которые вёл дедушка… Знаешь, что? Я сегодня утром была на собрании совета директоров нашей фармацевтической компании. Знаешь, что они спросили у меня, когда я приехала туда? Знаешь, что? А когда появится его сиятельство, граф Распутин⁈ На меня буквально смотрели, как на пустое место! Будто вообще там не было!

Столько боли и унижения было всё словах, что я с трудом удержался от того, чтобы не поёжиться. Её ведь правда от этого корёжило. Почти физически было больно, и я прекрасно это чувствовал.

— Елена, послушай…

— Нет! — она подняла руку и ткнула меня тонким пальчиков в грудь. — Нет, Саша! Это ты послушай! Я устала, понимаешь⁈ Я так больше не могу! Каждый раз! Одно и тоже! Стоит мне прийти куда-то и все только и говорят: Виктор то, Виктор это! А приедет ли его сиятельство граф Распутин? А что он скажет на счёт того или этого. Меня теперь словно нет вообще! И я теперь должна мириться с этой… с этой ложью! О том, что мой отец был обманщиком… И даже не могу сказать им правду!

Она уже находилась на последнем издыхании. Заключительные слова своей проникновенной, переполненной гневом и возмущением речи она выкрикивала последних остатках воздуха в лёгких. Похоже, что моё появление, вместо того, чтобы просто вывести её на спокойный разговора просто превратилось для неё в возможность наконец высказать всё, что накопилось. Всё, что наболело за последний месяц.

Я ощущал это так же явно, как лёгкий аромат её духов. Облегчение от высказанного прорывалось из неё вместе с бьющими фонтаном обидой и возмущением. А теперь, выговорившись, замерла в ожидании и с робкой надеждой в душе.