Он подтянул поток. На этот раз не к ладони, а к линии от локтя до кончиков пальцев. Внутри словно включили короткий гудящий провод. Эльф задержал дыхание, удерживая напряжение, и в последний момент, когда казалось, что силу начинает ломать внутрь, рывком «выстрелил» в камень.

Никакого света. Никакой эффектной вспышки. Только глухой, странный звук, как будто воздух хлопнул сам по себе. На стене осталась едва заметная вмятина, а по руке от запястья до плеча прошла хлёсткая боль. Пальцы на мгновение свело, пальцы сжались сами собой.

Илвасион принял эту боль спокойно. В другой жизни он ощущал похожее после ударов током от неисправной техники. Здесь добавлялся только привкус чуждой силы, режущий внутренности, как холодный нож.

— Слишком много, — отстранённо отметил маг, массируя предплечье. — Слишком резко.

Он повторил печать, на этот раз собрав поток не до конца, почти в половину. Импульс получился слабее, но уже управляемый. Камень лишь чуть осыпался пылью, зато рука выдержала.

Так и шло: шаг вперёд, полшага назад. Писарь старательно ловил момент, когда сила ещё слушается его, а не пытается прорваться через кости. В какой-то момент пальцы начали сами находить нужный угол, запястье — выбирать правильную линию. Тело, привыкшее к перу и жезлу, осторожно принимало новую задачу.

В какой-то момент Илвасион поймал себя на том, что перестал смотреть на страницу. Печать закрепилась где-то глубже, в связке мышц, в памяти ладони. Он несколько раз выстрелил вслепую, в разные точки стены, меняя расстояние. Каждый раз камень отвечал новым рисунком трещин.

Когда плечо окончательно заныло, эльф остановился. Этого было достаточно, чтобы в бою не выглядеть полным дилетантом. Этого было мало, чтобы выжить, если на него всерьёз пойдут те, у кого за спиной годы тренировок.

Закреплять печати только в комнате было глупо. Тело должно было учиться держать их в движении, с другой позицией, с другим воздухом. Илвасион заранее знал, где продолжит.

Ночью, когда крепость затихла, писарь спустился в технические тоннели. Дежурный страж при входе лениво махнул рукой, увидев знакомого эльфа с папкой и лампой.

— Опять эти ваши перепроверки, господин? — пробурчал он.

— Если кто-то рухнет в шахту из-за плохо закреплённого люка, виноваты будем мы, — ровно ответил Илвасион. — Я предпочитаю, чтобы падали только те, кто действительно заслужил.

Страж усмехнулся, не пытаясь понять, что именно имел в виду маг, и отвернулся.

Внизу тянуло сырым железом и камнем. Вентиляционные ходы двемерского узла дышали слабым, равномерным теплом. Илвасион шёл по узкому коридору, пока не нашёл небольшое расширение, где стену давно подмыло влагой. Здесь его импровизированный тир никого не заинтересует.

Он поставил лампу на выступ, бросающую тусклый круг света, и встал так, чтобы под ногами не было рыхлого мусора. В тоннеле урчали где-то глубже механизмы двемерских конструкций, отдаваясь в камне глухой вибрацией. Это даже помогало: тело включалось иначе, когда рядом шла чужая, огромная машина.

Эльф начал с печати щита. Сначала — плавно, медленно, прислушиваясь, как вибрация узла пересекается с его собственным потоком. Затем — быстрее, с шагом вперёд, с поворотом корпуса, как если бы удар летел сбоку. Щит вставал не идеально, но уже в нужном месте, не закрывая ему обзор и не мешая движению ног.

Он шагнул влево, поднял руку, дал импульс в воображаемое плечо противника. Камень послушно принял удар. Воздух снова глухо хлопнул, на полу посыпалась пыль. Илвасион чуть сместился, представляя, как щит скользит с линии удара меча, а импульс выбивает почву из-под чужих ног.

Печатей становилось всё больше. Простые — на свет, щит, толчок — переплетались с телодвижениями. Маг-писарь раз за разом повторял связки: шаг, щит, шаг, импульс. Иногда он добавлял в рукав представление о жезле, хотя самого жезла с собой не взял: тело должно было учиться работать и с голыми руками, и с оружием.

Пару раз сила уходила не туда. Щит вставал слишком близко, удар отдавал болью в плечо. Один импульс сорвался, ударив по воздуху так, что в ушах зазвенело. Илвасион стиснул зубы, пережидая звон, и только после этого позволил себе коротко выругаться шёпотом. Это было на удивление отрезвляюще.

Он не торопился. Между подходами таморец останавливался, облокачивался о стену и заставлял себя проговаривать связки в голове, как когда-то проговаривал алгоритмы: «стойка — печать — поток — направление — выход». Каждый элемент должен был занять своё место, иначе в нужный момент всё рассыплется как плохо составленный отчёт.

Когда в тоннеле раздался тихий, но отчётливый щелчок — где-то далеко автомaton сменил режим, — Илвасион поймал себя на том, что невольно сверил ритм своих движений с этим звуком. Двемерский узел жил своей жизнью, его механическая дисциплина была почти успокаивающей. Здесь не было богов, фанатиков, бюрократов. Только металл, камень и сила, текущая по заданным линиям.

Высокоэльф выпрямился, провёл ладонью по влажному камню, чувствуя, как в пальцах ещё шевелится остаточное напряжение. Печати щита и импульса уже не требовали напряжённого внимания. Они перестали быть «магией» и превратились в движения, которые тело готово было повторить без лишних вопросов.

Илвасион позволил себе последнюю проверку. Он встал боком к стене, представил, как из темноты на него выскакивает человек с ножом. Левая нога ушла назад, корпус чуть развернулся, правая рука поднялась, печать щита встала под углом. Почти одновременно левая ладонь сложилась во вторую печать — короткий толчок вперёд.

Воздух дрогнул, будто через него пронесли невидимую плиту. Щит поймал воображаемый удар, импульс ушёл поверх него, в ту точку, где могло быть горло противника. Камень тихо треснул, оставив на себе новый след.

— Уже лучше, — тихо сказал маг.

Он погасил лампу и на мгновение остался в полной темноте. Внутри, в груди и ладонях, всё ещё шуршал песок, отзываясь на движение мысли. Илвасион позволил себе короткий вдох, представляя, как однажды эти печати сработают не в пустой шахте и не по безответной стене, а по тому, кто действительно захочет его убить.

А затем, как и полагается писарю магистрата, поднялся наверх, вернул на лицо спокойную, немного уставшую маску чиновника и прошёл мимо стражи так, словно всю ночь занимался исключительно тем, что подшивал очередные сводки.

Двемерский люк под крепостью принимал Илвасиона как старого, но нежеланного знакомого. Кольцо холодного металла, шершавый ржавый обод, запах сырости и старого масла, который ударял в лицо сразу, как только крышка