Она подняла заплаканное лицо. В глазах плескалось отчаяние.

— Но как это возможно? Он же может всё! У него деньги, связи!

— Если он такой всемогущий, то почему так легко вылетел за дверь? — я слабо улыбнулся. — Не всё так страшно, как кажется. Успокойся. Я всё улажу. Даю слово.

Настя всхлипнула и прижалась ко мне сильнее. Я чувствовал её тепло и дрожь. За окном медленно расходились зеваки, но в воздухе всё ещё висело напряжение.

* * *

После ухода Алиева посетителей словно ветром сдуло. Новость о том, что молодой повар Белославов нагрубил самому влиятельному купцу в городе, пролетела по Зареченску подобно болиду. Люди шарахались от нашей закусочной, будто от чумного барака. Никто не хотел случайно попасть под горячую руку разъярённого толстяка.

Вечер тянулся как похоронная процессия. В зале стояла такая тишина, что слышно было, как муха чистит лапки. Настя, вымотанная страхом и напряжением, даже не притронулась к ужину. Просто молча поднялась и ушла к себе, оставив нетронутую тарелку с моим фирменным рагу.

Я убрал посуду, протёр столы до зеркального блеска и остался на кухне один. Точнее, почти один.

— Ну и денёк выдался! — раздался с полки знакомый писк. На мешке с мукой восседал Рат, элегантно обхватив хвостом лапки. — Вышвырнуть самого Алиева! Да ещё и с таким королевским видом! Снимаю шляпу, если бы она у меня была.

— Рано радуешься, пушистый дипломат, — тяжело вздохнул я, в который раз протирая уже чистый стол. — Теперь у нас проблемы размером со слона. Всё только-только начало налаживаться, а я взял и испортил.

Мысль о том, что я вообще не в своём теле и понятия не имею, как здесь выживать, добавляла ситуации особый привкус безысходности.

— Согласен, дружище, — кивнул Рат, одним ловким прыжком перебравшись на стол. — Этот жирный хорёк просто так не отступит. Он любит давить противников медленно, смакуя каждый момент их страданий. Что делать будешь, кулинарный гений? Бежать из города под покровом ночи?

— Бежать? — усмехнулся я, глядя в тёмное окно, где мерцало моё усталое отражение. — Нет уж. Я не из тех, кто удирает, поджав хвост.

— Тогда что? — Рат наклонил голову набок. — Будешь сражаться с ним на кастрюлях на рассвете?

— Алиев привык, что все его боятся, — задумчиво произнёс я, потирая подбородок. — Его сила целиком построена на страхе. Он действует из тени: угрозы, подкупы, шантаж. Но знаешь что? Очень трудно незаметно убрать человека, который постоянно у всех на виду. Которого знают, видят и уважают.

— Неужели ты собираешься бегать по городу и кормить всех бесплатно? — фыркнул крыс, подёргивая усами. — Дорогой способ завести друзей. И крайне ненадёжный, добавлю. Сегодня они жуют твой пирог, а завтра — пирог Алиева, если он заплатит больше. Человеческая благодарность короче крысиного хвоста и в два раза менее надёжна.

— Это не благодарность, — покачал головой я. — Уважение. Это совсем разные вещи. Благодарность покупается подачками, а уважение зарабатывается поступками. Надо быть добрым, но сильным. Справедливым, но не мягкотелым.

— И как ты это представляешь? — Рат почесал за ухом задней лапкой. — Станешь местным Робин Гудом? Будешь кормить бедных и защищать слабых?

— Что-то в этом роде, — улыбнулся я, и в моих глазах, отразившихся в тёмном стекле, мелькнул холодный, расчётливый блеск. — Алиев играет в тёмную. Что ж, это его выбор. Значит, я буду играть в светлую. Завтра же начну знакомиться с порядочными людьми города. Тем же кузнецом Фёдором, о котором рассказывал Степан.

— А если не получится? — деловито поинтересовался Рат. — Если Алиев окажется хитрее и коварнее?

— Тогда посмотрим, умеет ли жирный купец летать, — мрачно усмехнулся я. — В крайнем случае поможем ему освоить эту науку. С третьего этажа.

— Вот теперь ты говоришь дело! — оживился крыс. — А то я уж подумал, что ты совсем размяк от кулинарных успехов.

Я погасил лампу и направился к лестнице, ведущей в жилую часть дома.

— Завтра начинается новая игра, Рат. И мы посмотрим, чья стратегия окажется выигрышной.

* * *

Дом Мурата Алиева кричал о богатстве с каждого угла. Позолоченные рамы, тяжёлая лепнина на потолке, бархатные шторы цвета крови — всё это должно было впечатлять гостей. Но на деле лишь выдавало полное отсутствие вкуса у хозяина.

Алиев ворвался в прихожую, как разъярённый медведь. Лицо красное, рубашка мокрая от пота, глаза налиты кровью. Он шёл по дому, оставляя за собой след разрушений. Китайская ваза с подставки — бах! — тысяча осколков по мраморному полу. Картина маслом в массивной раме — хрясь! — полетела на пол.

— Хозяин приехал! — пискнула старая служанка, выглянувшая из-за угла, и тут же растворилась в коридоре. Она знала: когда Мурат в таком настроении, лучше не попадаться ему на глаза.

А вот его дочь Лейла шла следом, уткнувшись в телефон. Она даже не подняла головы, когда отец разнёс в щепки антикварную вазочку. Скука — вот что было написано на её лице. Такая скука, будто весь мир для неё уже давно потерял всякий интерес.

В главном зале, на диване размером с небольшую комнату, восседала настоящая хозяйка дома. Фатима, мать Алиева, весила не меньше центнера. Но этот вес не делал её слабой. Наоборот — она была как танк, который ничего не может остановить.

Услышав грохот, женщина оторвалась от телевизора и посмотрела на сына. В её глазах не было ни капли тепла.

— Что за цирк ты устроил, Мурат? — голос у неё был низкий, грудной, как рычание хищника.

Алиев мгновенно сдулся. Ещё секунду назад он был грозным хищником, а теперь превратился в нашкодившего мальчишку.

— Мама, этот щенок… этот Белославов… он посмел… — залепетал он, заламывая руки.

— Рот закрой! — рявкнула Фатима и медленно приподнялась на локтях. — Белославов, говоришь? Помню эту семью. Отец у них был настоящий мужчина, красавец. Орёл, а не курица. Не то что некоторые…

Она окинула сына взглядом, полным презрения. В её памяти всплыл образ покойного мужа — такого же никчёмного слабака, за которого её когда-то насильно выдали.

— Я сама разберусь с этим делом, — заявила она железным тоном. — А ты не лезь. Достаточно твоих глупостей на сегодня.

Мурат хотел возразить, но поймал её стальной взгляд и лишь