Вторым по важности было то, что трое из захваченных живыми, были магами. Повозиться и извозиться пришлось и для того, чтобы выявить их из общего числа пойманных, и для того, чтобы разговорить их, чёрных апостолов Архимага. И мне опять приходилось реанимировать замученных до смерти для того, чтобы снова и снова провожать их к берегу Смородины-реки, как говорил Всеслав, границе мира живых и мёртвых. Нагулявшиеся туда-сюда всласть всесильные колдуны переставали таиться и рассказывали всё. И очень повезло, что среди следственного комитета, присутствовавшего на допросе, были вожди и священнослужитель. То, что поведали окровавленные куски змеиного мяса, требовало не просто внимательного, а крайне пристального изучения и анализа. Власть лихозубовых слуг и их самих не ограничивалась туманным островом по которому сейчас гоняли друг друга воины Бастарда и мужики в юбках, спускавшиеся с гор.

А третьим открытием оказалось то, что Архимагом был не Ланфранк. Он, родившийся на севере Италии, выходец из богатой семьи, сделавший блестящую карьеру юриста-правоведа, и как многие из них продолживший путь во власть неисповедимыми путями веры, был лишь одним из магов. Да, христианская традиция продолжала удивлять чудесами. Встречались среди них и крайне неожиданные. В числе которых было то, что молодой успешный карьерист стал первым и единственным кандидатом на пост архиепископа Кентербери, правой рукой самого́ Вильгельма Завоевателя. Будучи при этом воплощённым злом, змееглазой тварью, последователем древнего культа Тёмного Князя.

Сомневаться в искренности так долго крепившихся лихозубов высокого ранга не приходилось. Быть предельно честными им помогли разложенные в ряды тела их подельников, помощников и слуг, стащенных нашими со всей округи. Все, включая не самые крупные оставшиеся куски. Те лежали в общей куче, вид которой заставлял отворачиваться, ускоряя шаг, даже матёрых морских бандитов Олафа и Свена. А ещё очень помогали мои врачебные навыки, которые снова довелось применять в совершенно противоположном русле. Но теперь не требовалось ни благословения старика Гиппократа, ни долгих уговоров себя самого́. То, что противостояло нам, то, что порабощало целые страны и народы, прикрываясь именем Господа, то, что убивало и мучило тысячелетиями женщин и детей, не заслуживало ни прощения, ни сочувствия. Мы, старый мёртвый Врач и живой молодой Воин, должны, обязаны были спасти живых от мёртвых, от чёрных ядовитых слуг Тёмного Князя, от древнего зла. Мы сами встали на их пути и сойти с него уже не имели права. Бороться кроме нас с ними было некому. Впервые за десятки веков отлаженной и чёткой, бессердечной и механической, как движения огромного отвратительного насекомого, машине, системе, был нанесён такой удар. Пройдя половину, бо́льшую часть известного мира, именно мы почти обезглавили и уничтожили древний орден.

Почти уничтожили потому, что в далёких и ближних землях продолжали жить, таясь до поры, смертельно ядовитые гадины, вроде того Карла, что семь лет ходил в дружине Крута Гривенича под началом Яробоя. И про многих, очень многих из них, мы теперь знали точно.

А почти обезглавили потому, что Архимага в Кентербери не было.

Глава 12

Собирать камни

Допрос протянулся до позднего вечера. Магистры и при́сты, увидев то, во что превратились великие и могущественные маги, вывшие сорванными гло́тками, трясшиеся в бесконечной агонии, никак не завершавшейся долгожданной смертью, начинали дрожать и пускать слюни на палки, торчавшие у каждого из них во ртах. Те, кто захватывал их, знали: нельзя допустить, чтобы эти твари прикусили языки, в самом прямом смысле слова. Возиться с зубами, как Ставру тогда, на высоком берегу Двины, откуда и началась эта история, было некогда — мразям просто запихивали в пасти сухие обрубки рукояток заступов и ратовищ копий.

За работой дикого князя диких русов смотрели и перенимали в меру сил его крайне специфические навыки воеводы северян и их узкопрофильные специалисты по заплечным делам и задушевным разговорам в полевых условиях. Многие — предварительно избавившись от содержимого желудков. Приятного и даже просто терпимого в том, что я делал, не было совершенно ничего. Кроме, пожалуй, результата. Десяток свидетелей, пуская на бороды или бритые подбородки кровавые сопли, сообщили, что в соборе никак не могло остаться больше, чем с десяток лихозубов. Показания расходились на две-три штуки. Погрешность вполне допустимая, принимая во внимание то, что нанизанных на нитку гирлянд из железных клыков было теперь много, но целыми и чистыми из них попадались единицы. А ещё мы теперь точно знали расположение подземных хранилищ и бо́льшей части ловушек. Ну, кроме тех, что таились на са́мой глубине, где почти не было воздуха, никогда не бывало света, и куда ходил только сам Архимаг и только в одиночку.

В густой ночной тьме повторился вчерашний номер с кострами. Кольцо бесновавшегося пламени окружило собор, доживавший последние часы, вместе с теми, кто таился внутри него, выжидая неизвестно чего.

— Под мраком этой ночи я напущу на вас Чернобоговых псов. Ручные чудища Мары-Марьяны найдут каждого из вас. Вы слышали вой ваших магов и магистров. Вам будет хуже. Много хуже. Тем, кто выйдет сейчас, я своим словом обещаю быструю смерть, — пролетел над площадью, проникая в чёрные провалы окон собора, мёртвый голос Чародея. И слова его повторили на датском, латыни и здешнем наречии.

Из ворот вышло трое. В опалённых и испятнанных бурым рясах, дышавших с такими хрипами, что, кажется, вполне могли бы вместо местных волынок на здешних ярмарках выступать.

— Сколько ещё осталось внутри? — бархатный бас Стиганда, конечно, восстановиться не успел, но даже в таком, сипящем исполнении, был узнаваемым.

— Не с-с-сна́ем… Тех, кто спустилс-с-ся вниз-с-с, не видели больш-ш-ше, — прерываясь на страшный изводящий кашель, прошипел один из вышедших.

— Ну и горите в Аду тогда, — лаконично проводил их архиепископ-викинг, махнув рукой.

Три те́ла рухнули на́ спины. Над их голова́ми чуть колыхались оперения болтов с чёрными хвостовиками.

При свете костров и факелов снарядили бочонки со смолой и дёгтем. С малыми зарядами громовика должно было получиться. Кроликов и поросят, что местные притащили, отказавшись брать плату, тоже подготовили, как смогли. Отвратительное, конечно, занятие, но многие