Редко раздавались щелчки самострелов. Из узких стрельчатых окон под сводами собора тянулся жирный чёрный дым. Но фигуры в проёмах мелькать почти перестали. Вероятно, затевали что-то. Или закончились. Очень хотелось бы, но, к сожалению, вряд ли это было именно так. Всеслав смотрел на строение, величественное и монументальное, пристально и молча. С крепостной стены напротив полуоткрытых высоких дверей. Все, кто пытался закрыть их изнутри, получили по болту или стреле в голову. И больше не пытались.

— Хороший был собор. Даже жалко немного, — не выдержав, нарушил тишину Хаген.

— Ага, — хмуро согласился Рысь, глядя, как в южные ворота затаскивали на верёвках основательно побитых по дороге и об дорогу лихозубов вернувшиеся Ти́товы.

— Что ты имеешь в виду, сын мой? — недоверчиво спросил архиепископ.

— Это ж Всеслав Чародей, — кивнул на молчавшего великого князя ярл. И пояснил, когда Стиганд непонимающе поднял брови. — Он же тут камня на камне не оставит. Ляхи не дадут соврать! Как бы речка ещё в эту сторону петлю не проложила, яма-то приличная будет… Пойдём-ка отсюда, святой отец. Пока осколками не посекло.

Глава 11

Полыхай, родная школа

Легендарный ярл Швеции Хаген Тысяча Черепов опасался не зря. Потому что, когда вслед за втянутыми в ворота за ноги на верёвках гадами заехала телега, которую тянули две явно перепуганных худосочных лошадёнки, внутри вновь полыхнуло багрово — чёрным. Из-под по́лога на телеге торчали ноги. В наших, полоцких сапогах. И когда деревянные колёса подпрыгивали на булыжниках площади, вытянутые носки сапог тряслись не так, как у живых. Зубы Всеслава скрипнули так, что, кажется, это услышали все на стене.

Погасить, а вернее чуть притушить разгоравшееся пламя ярости мне удалось в самый последний момент и с огромным трудом. Снова запустив оценочную реакцию. Этим уже не помочь. Но у них остались дети, жёны, старенькие родители. И теперь отвечал за них тот, кто привёл их родичей на смерть. Да, героическую. Да, сулившую и почти принёсшую небывалую победу. Но на смерть.

Под этим серым исполином, под сводами с издевательски фальшивым крестом, под неподъёмными плитами пола и толщей земли таились баснословные богатства. Не шедшие ни в какое сравнение с погребком дедушки Стиганда, который мог себе позволить долгий строгий пост на эле и свинине. По здешним меркам архиепископ был богат, как Крез, и именно благодаря ему в Кентербери ещё хоть как-то сводили концы с концами пивовары, крестьяне и свинопасы. Из всех насельников святой обители расплачивался только датчанин, остальные брали всё, что хотели, просто так. Да, он давал деньги в рост и участвовал ими в торговых делах, включая довольно рискованные и слабо законные. Да, он имел старые связи и в Дувре, и в Йорке, и даже за морем. Но по сравнению с казной проклятых лихозубов был беден, как церковная мышь.

От всей этой роскоши, от несчитанных бе́рковцев злата-серебра и самоцветных каменьев, нас отделяли сущие пустяки. Тысячи пудов камня и земли, дубовые плахи полов и дверей, кованые решётки, ловушки в тёмных катакомбах. И неизвестное количество недобитых ядовитых тварей, опасных, как сам Сатана.

Бе́рковец — старорусская единица измерения массы, равная 10 пудам ≈ 164 кг.

Можно было рвануть внутрь, смяв затаившихся гадов числом, как предлагали Свен и Хаген. Можно было дождаться, пока они сами не полезут наружу, оголодав, как советовал Олаф, или отвести из русла Ставр-реки воду, да и затопить весь гадюшник к чертям, как неожиданно удивил инженерной мыслью Крут. Подумаешь, канал в сотню саженей прорыть, плёвое дело для такой толпы народу! Но в каждом из вариантов были минусы. Вернее, один и тот же жирный минус, принимать который Всеслав не желал ни в какую. Множить потери он не собирался. Бросать в черноту каменной громадины людей под ядовитые шипы или дожидаться, пока нагрянет Бастард с войском из тех, кто не обделался до смерти с тухлой солонины — ничего из этого не хотелось. Да Дувр ещё этот…

— Гнат, раздобудь тряпок старых и шерсти любой. Немного надо, вот столько, — показал великий князь, разведя руки на до конца, небольшую охапку. — Щетина тоже пойдёт. Можно и копыт каких-нибудь старых пару. Пошли к травникам кого-нибудь из своих. Если найдут, пусть купят сухих наперстнянки, дурнушника, паслёна и яснотки. Есть те, кто одну траву от другой отличит?

— Есть, как не быть? — уже убегая, бросил хрипло через плечо Рысь.

Ну да, не подумали мы что-то. Не зря же дедко Яр, а после него и Буривой, и сам отец Антоний, ботаник-виртуоз, рассказывали и показывали нетопырям всякие травки, свежие и сушёные, объясняя, что против чего помогало.

Кривых и не внушавших ни малейшего доверия дымовых шашек накрутили из подручных средств буквально на коленке. И на ступеньках лестницы, что вела на стену, откуда пришлось спуститься — поднимавшийся наверху ветер выдувал из рук мелко нарубленное сырьё и тем более порох. Сапёры, громовых дел мастера Рысьины, быстро поняли задумку и взялись помогать тут же.

Да, не всё из слепленного из дерьма и палок загорелось и сработало так, как нам хотелось. Но мы взяли количеством. Десятка три дымовух отправили в окна, ориентируясь на схему внутреннего расположения стен, что набросал Стиганд подаренным вчера карандашом. Понятно, что при открытых окнах и дверях добиться желаемой плотности дыма было невозможно. Но мы взяли зловонием. Ароматы жжёной шерсти и палёного рога от стружки с копыт, удушливый дым от тряпок и ядовитой травы и кореньев своё дело сделали.

Первой появилась фигура, тащившая перед собой не то тумбу, не то трибуну — пёс его знает, что там за мебель была в католических соборах, ни разу внутри не бывал. Хотя нет, в Юрьеве Северном заходил, но там было пусто, шаром покати. В зале для служб. В подвалах нашлось много неожиданного, отвратительного и мерзкого.

Пробовать на пробитие толстые доски импровизированного щита никто и не думал. Заряды, те, которым на щиты было плевать, тоже не тратили. Экономили, да и приказа не было. Все внимательно смотрели за тем, куда же потащит этот страшно кашлявший монах свой панцирь. И попались в змеиную ловушку.

Разом вздыбилась со скрежетом брусчатка в десятке мест на площади, частью разворотив-разворошив угли догоравшего кольца костров, и раздались крики иволги из занятых нашими домов вокруг. И некоторые из этих криков переходили в хрип. Но подумать об этом Всеслав не успел.

Нас отбросило назад рывком и толчком, одновременными, мгновенно. А перед глазами, которые не поспевали