Один из них — Лютовлад, шагнул вперёд и протянул руку, указывая на вампира:

— Пришло время за всё ответить! — пророкотал он. — Помогайте, братцы! Зовите на помощь всех, до кого сможете дотянуться.

И развалины зала начали стремительно наполняться многочисленными духами-призраками. Но это уже были не мои предки, а какие-то совершенно незнакомые мне люди… Вернее, те. Кто когда-то был ими. Каин отшатнулся. Впервые за всё это время я увидел в его глазах не безумие, а чистый, животный ужас.

— Нет… вы не можете…

Но духи уже окружили его. Они не нападали — они просто стояли и смотрели на него в упор. И в их молчании было что-то страшнее любой угрозы.

Я перевёл взгляд на деда:

— Кто они?

— Те, про кого он давным-давно забыл, — коротко ответил старик.

Я присмотрелся. И тогда увидел: призраки, которые тянулись к Каину и которых становилось всё больше и больше, не просто окружали его — они словно входили в него, сливаясь в одно целое с упырём.

И тогда до меня дошло.

— Эти духи, дед… Они… они его жертвы?

Старик мрачно кивнул. Каин закричал — но теперь это был уже не боевой рёв, а глас, полный отчаяния. Ведь он ничего не мог сделать тем, кто сейчас терзал его изнутри, буквально сводя его с ума. А жертв у него за тысячелетия накопилось весьма предостаточно.

— Нет! Нет!! Не-е-ет!!!

Но призраки не слушали. Они все плотнее сбивались вокруг него, проваливаясь в его тело, как горячие ножи в мягкое масло. И тогда я понял, что это конец. Конец нашему противостоянию — мы сумели его победить! Вот только какой ценой? Вот как по мне — это по-настоящему Пиррова победа.

Но всё закончилось не так, как я ожидал. Каин не умер. Он просто вновь рухнул на колени. И когда поднял голову, в его глазах уже не было ни безумия, ни ненависти, в них не было ничего. Только глобальная тоска и пустота. Упырь больше не сопротивлялся.

Его черная кровь медленно сочилась из раны на шее, но он словно не чувствовал боли. Его пальцы судорожно сжались, но не для удара — просто в бессилии. Вокруг него стояли призраки, сотни теней, неотступно смотревших на него. И в их глазах читалось одно — они ждали. Чего и

Старикан наконец выдернул секиру из шеи вампира и грузно опустился рядом, тяжело дыша. Его глаза тоже были устремлены на Каина, но в них не было торжества — только усталое, почти жалостливое понимание.

— Всё, — прохрипел дед. — Теперь он не опасен. Ну, покуда эти с ним…

Я хотел возразить, но вдруг понял, что он прав. Даже если Каин всё ещё обладал чудовищной мощью — он был сломлен. Не физически, нет. Гораздо глубже. Я даже представить не мог, что творилось у него внутри.

Каин медленно повернул голову, и его взгляд упал на меня. Его губы дрогнули, будто он пытался что-то сказать. Но вместо слов из его рта вырвался лишь тихий, скрипучий шепот:

— Почему… они… не уходят? Я скоро не выдержу этой муки! — И он схватился руками за голову.

— Чтобы они ушли, ты должен покаяться перед ними, — просто сказал Вольга Богданович. — Но искренне… Лишь после этого они покинут тебя.

— Я… не могу… — Каин зажмурился, будто пытаясь отгородиться от реальности.

Но призраков это не остановило. Они продолжали проходить сквозь него снова и снова, будто возвращая ему каждую минуту и секунду своих мучений, своих несбыточных надежд и планов на будущее, заставляя упыря переживать эти мгновения тысячи и тысячи раз.

— Дело сделано, родичи! — неожиданно произнес Лютовлад, постепенно теряя «плотность». — Мы уходим!

— Спасибо, отцы! — произнес Вольга Богданович, кланяясь духам предков в пояс.

Я повторил за ним слова благодарности, тоже низко поклонившись.

— Дед? — Я повернулся к старику, указав на Каина. — А что с ним теперь будет?

— Теперь? — Мертвец усмехнулся. — Теперь он будет помнить каждого, кого убил… А не только родного братца Авеля… Всех каждого до самого своего конца… А Кондрашка[2], уж поверь мне, рано или поздно, любого хватит. Даже такого упыря, как этот…

Каин вдруг вскинул голову и закричал — но не от боли, а словно от внезапного осознания всей той мерзости, которую он сотворил за свою долгую жизнь. Его голос звучал так, будто он наконец увидел что-то, что скрывалось от него всю его долгую жизнь.

— Я… — Он словно захлебнулся собственными словами. — Я не хотел…

— А то мы не знаем, — перебил его старик, — все вы всегда не хотите! А потом…

Договорить он не успел, потому что в поле нашего зрения вновь появилась Пескоройка, всё ещё пребывающая в облике волка. Она глухо рыкнула, волоча в зубах основательно придавленную тушку второго упыря-фрица — археолога Грейса. Огоньки её глаз сверкнули в темноте, когда она положила вяло трепыхающееся тело вампира у ног деда.

Я вздохнул и спросил старика:

— Может, добить его?

— Подожди, внук, — Вольга Богданович мотнул головой, — сначала с его патриархом решим…

Неожиданно Каин вздрогнул, истошно заорал, едва не порвав мне барабанные перепонки, а затем кулем рухнул на пол, царапая когтями разбитый мрамор. Наступила тишина, лишь слабо поскуливал помятый пескоройкой вампирёныш. Регенерация у него была куда хуже, чем у его босса. А потом…

Потом призраки начали неожиданно исчезать. Один за другим, один за другим, один за другим. Они растворялись в воздухе, словно дым, и с каждым исчезнувшим силуэтом в комнате становилось немного легче дышать. Уж слишком напряженную атмосферу они создавали — уныния, безысходности и тоски.

— Это он чего, дед, — с изумлением произнёс я, — Каин покаялся? Искренне покаялся? Да быть такого не может!

— Жить захочешь — еще не так раскорячишься! — философски произнес мертвец, не подозревая, что предвосхитил крылатую цитату Кузьмича из «Особенностей национальной охоты».

— Это что-то для него изменит? — поинтересовался я у деда.

— Для него — да, —