Умолчав при этом, изучал ли он русский язык самостоятельно, готовясь стать любознательным туристом, либо как карьерный дипломат, выпускник Школы дипломатии при Университете Джона Хопкинса в США, или же на всю глубину великого и могучего, как матёрый шпион со спецподготовкой.

Опасный человек. Не знаю, насколько он хорош в рукопашке, всё-таки возраст, а вот холодное оружие он любит и знает.

Стены его рабочего кабинета, в котором мне как-то довелось побывать, буквально увешаны клинками. Я никогда не видел такого изобилия: разнообразнейшие шпаги и рапиры, огромные, в человеческий рост, двуручные испанские мечи из Толедо, тяжёлые скандинавские палаши с тщательно защищёнными рукоятями — кисть нужно просовывать в гарду через узкую щель, словно в клетку. Похоже, вся эта смертоносная сталь когда-то добывала славу не одной империи.

Коллекция дышала историей, наглядно демонстрируя географию чьих-то завоеваний разных времён: необычные на вид индийские кутары, простые скрамасаксы, азиатские корды, волнистые малайские крисы, турецкие ятаганы с обратной стрелкой кривизны, широченные африканские копья-ассегаи… И куча ножей, причём в коллекции не было ни одного складного. Потому что согласно американской поговорке, складной нож — уже сломанный нож.

Мы с Катрин переглянулись.

— Как бы то ни было, фигуры в этой партии встали на большой шахматной доске так, как они встали… Для экспансии англичан и шахматной игры вокруг всего этого остался только Южный материк. Мы не будем говорить о дальних материках и архипелагах, на сегодняшний день это просто фантастика… Поэтому лайми, вспомнив исторический опыт, по нашим данным, ввели в действие достаточно тщательно разработанный стратегический план переселения страны на фактически пустынный континент, оставив за собой изначально подаренные им острова новой родины как исторический и рекреационный регион.

Сазерленд назвал англичан «лаймами», именно так, как мне рассказывала Екатерина, их частенько называли американцы и соседи по Европе.

«Лайми» или «лимонники» — за то, что предусмотрительные и опытные британские моряки в прежние времена брали в поход большие запасы лайма в качестве противоцинготного средства. Как и за лимонно-жёлтые мундиры морской пехоты. Ещё с XVII века.

В Германии англичан называют «inselaffe», то есть «островная обезьяна». В Австралии их начали называть «pom» и «pommy». Считается, что это сокращение от слова «pomegranate», «гранат». Произносимое как «помирают» оно отлично рифмуется со словом «иммигрант». В первые месяцы пребывания здесь, их узнают по круглым, румяным щекам. Да, гранатово-красные щёки обеспечены новым поселенцам с бледной кожей, ведь знойное австралийское солнце беспощадно к вновь прибывшим. По крайней мере, так принято считать.

У французов они «rostbif», у аргентинцев — «piratas», в Голландии они «linkriers», «левосторонние», а на суахили их кличут «mzungu», в буквальном переводе — «человек без запаха», но в коннотации «странник», и относится это к говорящим на английском и европейцам вообще.

В общем, везде наследили.

Хм-м… Круговорот сленга во вселенной.

Группы на сцене сменяли друг друга всё расторопней и слаженней, организационных пауз становилось всё меньше. Гремели и отражались от скал раскаты всё новых и новых композиций, бесновалась публика, а мы сидели затворниками в просторной кабине пикапа с хорошей шумоизоляцией, безжалостно сброшенные суровой действительностью большой политики на грешную землю с её сложной международной обстановкой и непростыми дипломатическими отношениями.

Зато никто не подслушает.

— Когда-то они уже попытались сделать нечто подобное в Северной Америке, — заметил я.

— Но тогда у них не было стратегического плана, нужные решения и программы о переносе метрополии в новую перспективнейшую колонию вовремя не были приняты, а мы, американцы, набрав силу и отвоевав властные полномочия, сбросили это ярмо со своей шеи, — с гордостью произнёс Сазерленд, похлопав ладонью по загривку. — Колония оказалась слишком велика и сложна для метрополии, а населяли её не только туземцы, но и, европейцы. Удерживать огромные удалённые территории без переноса метрополии крайне сложно, а часто просто невозможно… Однако англичане наверняка отлично усвоили исторический урок, и повторять ошибку не собираются.

— Японцы тоже пробовали! — вспомнил я. — Слышал, что у них были планы переезда на материк в места, из которых они в своё время перебрались на оказавшиеся с течением времени острова…

— О, эту историю я знаю достаточно хорошо, как часть собственного диплома! — возбудилась Екатерина Матвеевна. — Хотите, вкратце расскажу?

— Ну, если вкратце… — опасливо повёл я плечами. — Зная твою память на числительные…

— Не волнуйся, не уснёшь, — парировала Екатерина.

В это время на сцене произошёл какой-то технический затык со звуковой аппаратурой. Один из распорядителей вышел вперёд с мегафоном в руке и принялся орать в толпу, обрисовывая ситуацию и успокаивая разгоряченных людей, а те начали криками передавать информацию тем, кто не мог услышать слова технического чувака.

Глянув на это дело, безопасник предложил:

— Я готов вас выслушать, мадам Катрин, это наверняка будет интересно…

Он опытно прикрыл глаза и как будто погрузился в полудрему.

Лекция действительно оказалась короткой и интересной.

Период, предшествовавший Первой мировой войне, ознаменовался кардинальными переменами в мировой политике. Именно в это время амбиции островной Японии, возжелавшей стать ведущей мировой державой, окончательно кристаллизовались, что выразилось в агрессивной экспансионистской политике. Хотя отправной точкой японской колониальной империи стал остров Формоза, в будущем Тайвань, аннексированный японцами ещё в 1895 году, главной целью на материке с самого начала была Корея — откуда пришли, туда и решили вернуться. Сама Корея рассматривалась как стратегический плацдарм — «кинжал, направленный в сердце Японии» — и потому была окончательно присоединена в 1910 году.

Япония управляла Кореей тридцать пять лет, а Тайванем полвека. Многие японские исследователи склонны считать управление на Тайване более успешным, отмечая эффективные экономические реформы и модернизацию инфраструктуры.

В то же время колониальный режим в Корее характеризовался значительно более жёсткими методами управления, подавлением национальной идентичности и вызвал ожесточённое сопротивление, отголоски которого ощущаются в двусторонних отношениях по сей день. Грубо говоря, корейцев попросту сметали с лица земли, расчищая площади под себя.

Проведение параллелей между процессами установления японского господства в этих ключевых для империи колониях, развитию которых уделялось первостепенное внимание, представляется крайне важным для понимания специфики японского колониализма — будущее перемещение метрополии.

Помимо Кореи и Тайваня, японские попытки закрепиться на материке принимали различные формы, от прямой оккупации до создания марионеточных государств.

После победы в Русско-японской войне Япония получила в аренду у ослабевшего Китая Квантунскую область — юг Ляодунского полуострова — и права на Южно-Маньчжурскую железную дорогу. Это был первый и критически важный для Страны восходящего солнца плацдарм на континенте. Вдоль дороги японцы создали полосу отчуждения с собственной администрацией, полицией и войсками — той самой Квантунской армией,