Но этого мига мне хватило.

Такое совершенное сокрытие, не проявляя ни единой энергетической вибрации… это не было умением рядового агента. Это была высшая школа.

Секретный метод развития и контроля Потока, доступный только элите — шпионам, диверсантам и особым агентам королевского клана Холодной Звезды, фирменная техника клана Октант.

Эта девушка была не случайной пассией. Она была его тенью. Его последним, самым главным и совершенно неочевидным телохранителем.

Вот почему проваливались предыдущие покушения. Нападавшие, как и я сначала, видели только двух стандартных охранников. Они даже не подозревали, что главная угроза — это хрупкая, беззащитная на вид женщина в его постели, готовая в любой миг превратиться в убийцу уровня позднего Ледника.

Теперь все встало на свои места. Просто убить Неу Фара было бы невозможно, не столкнувшись с ней. А вступать в прямой бой с таким противником, не имея точного плана и не зная всех ее способностей, было крайне нежелательно. Впрочем, выбора у меня не было.

Я медленно выдохнул, отзывая свои нити. Предрассветный холод вдруг показался еще пронзительнее.

Следующей ночью. Следующей ночью я начну действовать. Развернувшись, я бесшумно растворился в серых сумерках, направляясь обратно в отель к Юлианне.

###

Оперный театр Октанта был огромным, позолоченным саркофагом, наполненным гулом голосов и тяжелым ароматом цветов, духов и пота. Многоярусный зал с бархатными креслами, хрустальные люстры, ослепительно яркая сцена — все это создавало идеальную иллюзию роскоши и безопасности.

Но для меня каждый квадратный сантиметр этого пространства был потенциальной ловушкой. Эрвин назвал это место одной из точек планировавшегося покушения, и в таком многолюдном хаосе пронести и привести в действие что угодно — от компактной бомбы до направленного энергетического излучателя — было проще простого.

Все три часа представления я стоял в глубине ложи, прислонившись к стене, позволяя своим нитям Ананси растекаться по залу. Они просачивались под кресла, оплетали балконы, скользили по одежде слуг и музыкантов в оркестровой яме.

Я искал любую аномалию: скрытое оружие, замаскированных под зрителей бойцов, малейший всплеск враждебного Потока. Мои чувства были натянуты до предела, каждый нерв оголен.

Я видел не оперу, а бесконечную смену потенциальных угроз: слишком неподвижный зритель, слуга с пустыми глазами, крошечное движение в тени на галерке.

Но за все три часа — ничего. Ни единого намека на атаку. Музыка лилась, певцы выкладывались на сцене, а публика взрывалась аплодисментами.

Атмосфера была настолько нормальной, что это само по себе казалось ненормальным. Эта тишина, это отсутствие угрозы, было хуже любого открытого нападения. Оно выматывало мою психику, заставляя постоянно ждать удара, который все не приходил.

Небольшой раут после премьеры в одном из фойе театра стал продолжением этой пытки. Толпа, шампанское, светские беседы. Я следовал за Юлианной, продолжая сканировать пространство, но мои реакции уже замедлялись. Адреналин, который подпитывал меня все эти полторы недели почти без сна, начинал иссякать, обнажая глубокую, костную усталость.

Обратная дорога в отель прошла в тумане. Я почти не помнил, как мы вошли в лифт, как прошли по коридору. Когда дверь нашего номера закрылась, отсекая внешний мир, последние силы покинули меня.

Я сделал шаг через порог, намереваясь дойти до дивана, но мои ноги внезапно стали ватными. Пол ушел из-под ног. Я не почувствовал удара, лишь резкую потерю ориентации, и затем мрак, густой и беззвучный, накрыл меня с головой.

Сознание отключилось на несколько минут, отдавшееся наконец неподъемной тяжести непрерывного напряжения.

Вернулось все не сразу. Сначала я ощутил холод паркета под поясницей, затем — чьи-то руки, крепко держащие меня за плечи, и тревожный голос, доносившийся будто сквозь толщу воды.

— Лейран! Лейран, ты слышишь меня?

Я заставил веки подняться. Мир плыл перед глазами, но постепенно фокусировался на склонившемся надо мной лице. Юлианна.

Ее черты были искажены неподдельной, острой тревогой. Ни тени привычной насмешки или холодного расчета. Ее пальцы впивались в мои плечи с силой, которой я от нее не ожидал.

— Я… в порядке, — мои собственные слова прозвучали хрипло и отдаленно.

Я попытался приподняться, и мир снова закачался. Она помогла мне сесть, не отпуская рук.

— Боги, ты чуть не разбил голову, — выдохнула принцесса. Она выглядела по-настояшению взволнованной, почти испуганной. — Когда ты рухнул… Я думала…

Я медленно, осторожно поднялся на ноги, опираясь на стену. Головокружение отступало, сменяясь глухой, унизительной слабостью.

— Спасибо, — пробормотал я, отводя взгляд. Вид ее беспокойства был невыносим. Он не вписывался в наши расчетливые отношения. — Если у вас нет для меня срочных заданий, я пойду по своим делам.

Я сделал шаг к окну, но ее голос, резкий и властный, остановил меня.

— Стой! Ты никуда не идешь. Приказываю тебе остаться. Лечь и выспаться. Смотреть на тебя страшно. Ты больше не человек, а тень.

Я обернулся и встретил ее взгляд. В ее глазах все еще плескалась тревога, но теперь к ней добавилась и твердая воля.

— Не могу, — ответил я просто. — Как бы я сам ни хотел.

Она смотрела на меня несколько долгих секунд, ее грудь вздымалась от учащенного дыхания. Затем ее выражение смягчилось, сменившись на странную смесь досады и любопытства.

— Почему? — спросила она, и ее голос стал тише. — Почему ты так одержим тем, чтобы сделать все сам? Почему не позволишь мне помочь? Ты же уже понял, что мое желание помочь — не игра. Я не требую твоей души в обмен. Мы могли бы договориться. Найти компромисс. Условия, которые устроили бы нас обоих. Почему ты упрямо идешь по этому пути в одиночку, даже когда он тебя буквально убивает?

Ее слова повисли в воздухе, тяжелые и неоспоримые. Они врезались в меня не как упрек, а как констатация факта.

И внезапно я осознал, что у меня нет готового ответа. Не было того остро отточенного, циничного возражения, что обычно приходило на ум. Была только усталость. И ее вопрос, который эхом отозвался в пустоте, зиявшей во мне уже много лет.

Почему?

Я смотрел на нее, все еще чувствуя слабость в ногах, но теперь мой разум прояснился ее вопросом и внезапным осознанием. Это был не расчетливый ответ, а выдохнувшаяся правда, копившаяся годами.

— Дело не в подчинении. Не в том, за какую фракцию выступать, — начал я, и мой голос прозвучал устало, но четко. — Дело в контроле. Я всю жизнь боролся за него. Сначала — над собственным телом, потом — над своей судьбой в клане, где меня считали никем. Я шел по краю, жертвовал собой, ломал других, но каждый шаг был