Домашние задания выполнялись быстро, почти механически, оставляя массу времени для сокровенного — тайных медитаций по вечерам, направленных на сбор и удержание жалких, драгоценных крупиц внутренней энергии, и чтения более сложных, уже не домашних, а взятых в районной библиотеке книг. Однако внешне Алексей оставался тихим, сосредоточенным юношей, предпочитавшим держаться в тени. Его кажущаяся непринуждённость в учёбе не приносила ему популярности.
Отношения с одноклассниками складывались трудно, точнее, их почти не было. Алексей инстинктивно держался особняком. Разговоры о музыке, которую он не знал, о фильмах, которые не смотрел, о взаимоотношениях и трендах, казавшихся ему поразительно мелкими на фоне пережитого космического ужаса и величия магических миров, вызывали лишь внутреннее отторжение.
Его разум, старый и искушённый, давно перерос интересы и уровень понимания сверстников. Их шутки казались плоскими, споры — бессмысленными, а попытки включить его в свой круг — назойливыми. Он чувствовал себя пришельцем, наблюдающим за жизнью аборигенов сквозь толстое, невидимое стекло. В результате его часто видели одного — в столовой, на задней парте в классе, в углу школьного двора на перемене, погружённого в книгу или просто смотрящего в окно, взгляд которого был устремлён куда-то далеко, в неведомые другим дали.
— Какое значение имеет их признание, когда истина мироздания скрыта за завесой этого… электричества и бетона? — проносилось в его мыслях, когда особенно настойчивый одноклассник пытался вовлечь его в обсуждение футбольного матча.
Он вежливо отмахивался, ссылаясь на усталость или необходимость подготовиться к уроку. Эта изоляция, однако, не тяготила его. Напротив, она давала драгоценное пространство для тишины, для сосредоточения. Одиночество стало его союзником, щитом от суеты, позволяя углубляться в саморазвитие, в те предметы, которые постепенно начали цеплять его истинный, исследовательский интерес.
Годы текли медленно, отмеряя четвертями и каникулами, заполняясь формулами, параграфами учебников и тихими вечерами за книгами в его комнате. И постепенно, словно река, прокладывающая себе новое русло, его неугасимая жажда познания нашла новое направление — точные науки.
Поначалу математика, физика, химия казались ему чем-то сухим, механистичным, лишённым души магии, которой он дышал веками. Но по мере углубления, по мере того как он переходил от школьной программы к университетским учебникам, доступным в библиотеке или найденным в интернете на подержанном ноутбуке Марии, он начал видеть.
Видеть удивительные параллели. Законы термодинамики напоминали ему принципы равновесия стихий. Энергетические преобразования в физических процессах эхом отзывались в манипуляциях эфирными потоками. Сложнейшие математические абстракции, описывающие пространство-время, казались ему отголоском рунических схем, используемых для построения межпространственных мостов.
Это было не просто сходство — это было отражение одних и тех же фундаментальных истин о мироздании, просто описанное разными языками: языком чисел и формул вместо языка рун и воли. Это открытие вызвало в нём не просто интерес, а мощную волну вдохновения, почти забытое чувство азарта первооткрывателя. Мир науки перестал быть чуждым; он стал новой, гигантской гримуаром, полной неразгаданных заклинаний реальности.
Но сквозь это вдохновение, сквозь погружение в красоту физических законов и математическую гармонию, неизменно пробивалась холодная, неумолимая стрела тоски. Тоски по миру, где магия была живой, дышащей силой, пронизывающей всё. По башням, устремлённым к звёздам, по шепоту древних камней, по ощущению безграничной мощи, текущей по его венам. По дому. Именно тогда, сразу после того ритуала познания, проведённого в первые недели после больницы, когда безжалостный дух сообщил ему о ничтожности магического поля этого мира и немыслимой энергии, нужной для возврата, в нём созрело и окрепло решение. Решение, ставшее его тайной миссией, его Великой Целью.
— Артефакт, — подумал он, глядя на схемы квантовых переходов в учебнике физики. — Нужен артефакт невероятной мощи. Концентратор. Аккумулятор не только энергии, но и… знания. Ключ, способный не просто пробить дыру между мирами, но и провести мою сущность точно к цели, минуя хаос междумирья.
Это должен был быть не просто инструмент, а синтез всего, что он узнал и узнает. Синтез древней магической мудрости, запечатлённой в его душе, и новых, поразительных научных принципов этого мира. Артефакт, вобравший в себя силу звёзд и точность математического расчёта.
Его создание стало тайным стержнем его существования, смыслом, ради которого он терпел школу, одиночество, необходимость играть роль обычного, хоть и способного, подростка. Каждую выученную формулу, каждое понятое физическое явление он мысленно примерял к грандиозной схеме будущего устройства.
Прошли месяцы, затем полтора года. Алексей перешёл в девятый класс. Его комната всё больше напоминала лабораторию аскета: стопки книг по высшей математике и теоретической физике соседствовали с тетрадями, испещрёнными странными символами — попытками адаптировать рунические структуры к языку уравнений. На подержанном ноутбуке, купленном на скопленные Марией и его скромные деньги с подработок репетиторства для младшеклассников (его «одарённость» наконец принесла практическую пользу), были установлены программы для сложных вычислений и моделирования.
По вечерам, когда Мария думала, что он делает уроки или отдыхает, Алексей погружался в расчёты, его пальцы летали по клавиатуре, а на экране возникали трёхмерные модели энергетических матриц, гипотетических кристаллов-накопителей, схем наложения пространственных полей. Он изучал свойства материалов, доступных в этом мире, искал аналоги драгоценных камней или сплавов, способных выдержать и сфокусировать чудовищные нагрузки. Он проектировал схемы накопления, конверсии и направленного выброса энергии, комбинируя принципы конденсаторов и лазеров с магическими принципами фокусировки воли.
Работа шла мучительно медленно.
Каждый шаг вперёд требовал перелопачивания гор информации, проб и ошибок, бесчисленных симуляций, часто заканчивавшихся виртуальным «взрывом» моделируемой системы. Недостаток реальной магии для проверки идей был критическим. Он вынужден был полагаться только на расчёты, на интуицию, подкреплённую опытом прошлой жизни, и на железную дисциплину ума.
Однажды поздней ночью, после очередного тупика в моделировании стабилизации межфазового барьера, Алексей откинулся на спинку стула, чувствуя знакомую горечь разочарования и усталости. Взгляд упал на стопку книг — учебников, научных монографий, распечаток статей. И в этот момент его осенило. Мысль была столь простой и очевидной, что он удивился, как не пришёл к ней раньше.
— Книга! — пронеслось в нём с силой озарения. — Она сама может стать артефактом! Не сосуд, не кристалл — гримуар нового типа!
Он схватил чистый лист бумаги. Его рука, уже не дрожавшая, уверенно выводила идею. Каждая страница — не просто
