Тот не отвечал.

— Нечего тут обсуждать, — добавил чуть резче. — У всех свои проблемы.

Смотрел на него, пытаясь понять, верит мне или нет. Пацан колебался, теребя край рубахи, затем медленно поднял глаза. В них читался суеверный ужас.

— Это… — голос Тарка сорвался на шёпот, — это не припадок.

Слова заставили напрячься.

— Я видел, — продолжал паренёк, глаза расширились. — Когда ты упал… от тебя жар шёл, как от печи. И… я видел, как под кожей у тебя на груди что-то светилось. Красным.

Работяга сделал шаг назад.

— Это… это он, да? Дух-Уголёк… — прошептал тот перепуганным до смерти голосом. — Старики говорят, что он приходит к тем, кто слишком долго смотрит в огонь. Злой дух, что селится в груди и сжигает человека изнутри, пока от того не останется лишь пепел. Это он в тебя вселился?

Вот же зараза!

Мысли оборвались. Дух-Уголёк. Да что это вообще за хрень⁈ Лихорадочно прокручивал в голове обрывки воспоминаний Кая — ни одного упоминания. Может, это какой-то местный фольклор из той деревни, откуда сослали Тарка? Чёрт бы побрал этих суеверных деревенщин! Теперь будет трепаться по всему лагерю, что в меня вселился какой-то грёбаный дух!

Тяжело вздохнул, пытаясь подавить волну раздражения и паники.

— Тарк, послушай меня, — постарался, чтобы голос не дрожал от тревоги. Не хватало ещё, чтоб обо мне пошли слухи. Нужно убедить его, чего бы это ни стоило. — Никто в меня не вселялся. Ни про каких угольков я слыхом не слыхивал, понимаешь? Это всё бред. Я перетрудился. Жара, усталость… Да ещё и болезнь с детства — корёжит иногда от перенапряжения. Так бывает.

Сделал шаг, сокращая дистанцию, заглядывая пацану в глаза.

— Я тебя очень прошу, — перешёл на настойчивый шёпот, вкладывая всю свою убедительность. — Не нужно никому говорить. Ни про какое свечение, ни про уголька. Пойми — один такой слух разлетится по лагерю быстрее ветра. Мне и так в деревне несладко. Ты же не хочешь испортить мне жизнь? Я не плохой человек. И уж тем более никакого злого духа во мне нет. Ты же понимаешь, что в этом мире одно неверное слово может стоить человеку всего?

Смотрел на него, ожидая ответа. Парень вдруг помрачнел. Его взгляд потух, плечи опустились, будто слова задели какую-то старую рану. Тарк долго молчал, глядя в землю.

— Понимаю, — наконец произнёс он глухо. — Очень хорошо понимаю.

Работяга поднял глаза, и в них угадывалась горечь.

— Про нашу семью тоже недоброе слово сказали. А потом… — он замолчал. Мышцы на его лице дёрнулись, пацан с усилием сглотнул, пытаясь сдержать слёзы.

Тарк снова посмотрел на меня, взгляд был решительным.

— Не скажу. Ты… ты хороший человек, Кай. Говорил со мной, как с равным. Никому не скажу. Забудем.

Ребята, ваши лайки очень важны произведению! Прошу вашей поддержки!

Глава 5

Тарк пообещал молчать — хотелось верить. Конечно, можно рассказать правду о практике Ци… Но в памяти всплыли слова шахтёра Йохана: «Умных здесь не любят, парень». К тому же, тайны культивации — это не то, что так легко получить. Для этого нужен опытный наставник, который проведёт по опасным ступеням, чтобы не навредить себе и не застрять на полпути.

В Вересковом Оплоте таких менторов было раз-два и обчёлся. Алхимик Ориан — высокомерный и неприятный тип, которого Кай знал по той самой злополучной церемонии. Охотники Йорна же наотрез отказались иметь дело с бездарным пацаном.

Оставался один вариант: я узнал о таинствах Ци сам. Но если начнут допрашивать об этом так, как сегодня допрашивал Торгрим… Под давлением воли практика высокого ранга могу расколоться, и тайна вылезет наружу.

Пусть уж лучше Тарк думает, что видел Духа-Уголька, и молчит. Надеюсь, что он сдержит слово.

Вернулись к работе. Разговор снял напряжение, и мы вновь действовали слаженно. Оставалось самое главное — поддерживать жар.

Время потекло тягуче. Качали рычаг мехов, подсыпали уголь, следили за цветом пламени, вырывающегося из жерла. Оно сменило свой оранжевый оттенок на почти белый, а гул домницы стал ровным и глубоким. В раскалённом чреве печи камень плавился, железо стекало вниз, а лёгкий шлак всплывал наверх.

Тарк прислушивался к гулу печи, всматривался в цвет дыма.

— Скоро, — пробормотал парнишка, когда пламя на вершине стало почти прозрачным и начало подрагивать. — Шлак готов.

Он взял длинный железный лом, на конце которого был приварен острый штырь.

— Отойди! — крикнул мне.

Пацан подошёл к основанию домницы, прицелился и с силой ударил ломом в каменную пробку, закрывавшую лётку. После нескольких мощных ударов та поддалась и вылетела.

Из отверстия хлынул поток шлака — светящаяся река расплавленного камня потекла по вырытому в земле жёлобу, наполняя воздух запахом серы и горячей земли. Завораживающее и страшное зрелище.

Когда поток иссяк, Тарк снова забил лётку новой глиняной пробкой.

— Теперь — самое долгое, — сказал работяга, вытирая пот. — Нужно дать ей остыть. На дне лежит твоя крица — горячая, как солнце. К ночи будем доставать.

К ночи? В голове всплыло заплывшее злое лицо смотрителя. Уговор был до вечера — толстяк может не на шутку разозлиться, что занимаем домницу так долго. С другой стороны, вряд ли они станут запускать плавку вечером. Скорее всего, третья печь останется холодной до утра. Буду надеяться, что пронесёт, и мужик не станет сильно бычиться.

Как и было оговорено, поблагодарил парнишку за помощь, отсчитав несколько медных монет — десяток. Для меня это была небольшая сумма, но когда увидел, как загорелись глаза работяги, понял, что для него это целое состояние. За целую смену каторжного труда тот получал почти втрое меньше. Протянул монеты, и тот принял их с такой благодарностью, будто это был слиток золота. Мы распрощались до позднего вечера. Парень уходил в приподнятом настроении, почти подпрыгивая.

А вот меня тревожила новая проблема. Если крица будет готова только к ночи, то когда же её проковывать? Выбивать шлак из раскалённого «каравая» — адски тяжёлая работа, требующая слаженных действий как минимум двух человек с тяжёлыми кувалдами. Один точно не справлюсь, даже с чуть-чуть возросшей силой. В идеале — нанять для этой работёнки тех закалённых молотобойцев, которых видел в лагере