— Слушай, у меня тут такой вопрос появился, а ты с Еленой говорил?

— Ты имеешь в виду после встречи во дворце?

— Ага.

— Нет. Только с людьми, которые на Распутиных… то есть, теперь на нас работают. Ну, вроде как…

— Вик, они теперь и твои люди тоже. Привыкай.

— Да знаю я, просто… не могу свыкнуться с мыслью, что мне теперь кто-то служит.

— То есть, с Еленой ты не говорил после того случая?

Нет, то, что Елену привели на встречу к Императору и начали объяснять, откуда у неё так неожиданно нарисовался неизвестный ранее брат, я знал. Как и то, что Елена там больше молчала, чем что-то говорила. Ну, девочка она не глупая, так что должна понимать, что она тут подневольная.

— Нет, — покачал головой Виктор. — На самом деле я в тот момент даже не знал, что мне делать и как с ней говорить. Я же её вообще… ну почти не знаю.

— Ты не забыл, что она теперь как бы твоя сестра? Ну, для публичного уровня.

— Угу, только вот что-то я у неё радости от этого факта не заметил, — скривился Виктор. — Мне вообще в какой-то момент казалось, что она смотрит на меня со злостью и отвращением.

А вот это его откровение меня удивило. Представить себе такое, чтобы Елена на кого-то злилась или ещё больше — испытывала отвращение, я не мог. Она ведь как божий одуванчик. Ведёт себя, как ребёнок… Да она почти ребёнок и есть. Особенно для меня. Выросла в тепличных условиях, как домашний цветок.

М-да. Елену мне было жаль. Вот прямо до боли в сердце. Может быть, в тот момент, на разговоре с Императором, она ещё не до конца это поняла, то сейчас до неё точно должно было дойти. То, как сурово интересы империи прошлись по памяти её отца и…

Я замер, так и сделав очередной глоток.

Твою же мать… какой же я идиот! Почему я раньше об этом не подумал? Повернул голову и посмотрел на Виктора. Я ведь знаю, что его мать развелась с отцом. Он сам мне рассказывал. Но…

— Слушай, Виктор, а как твоя мама это всё восприняла?

Он даже головы в мою сторону не повернул.

— Плохо. К ней тоже люди от Меньшикова с разговором приезжали.

О как. В голосе слышалась неподдельная злость. Даже ярость. Едва заметно, но для не самого решительного парня, который всегда старался избегать конфликтов… Да уже только одно то, что он сейчас князя по фамилии назвал, а не привычным «его высочеством», уже кое о чём говорило.

— И?

— И они поговорили, — почти сквозь зубы проговорил Виктор, и его рука, та, что не держала бутылку, сжалась в кулак. — Очень, очень долго говорили.

М-да, значит, ситуация даже хуже, чем я мог подумать.

— Слушай, Вик…

— Что⁈ — резко вскинулся он. — Что я должен слушать, Сань⁈ Эти люди приехали к моей матери и… и рассказали всю эту ложь! Да они всё равно, что на весь мир раструбили, что она изменяла моему отцу! Что ей теперь самой нужно рассказывать эту ложь! Ты хоть представляешь, что она в тот момент чувствовала⁈

Мне даже мысли его не нужно было читать, чтобы увидеть гнев на его лице. А как бы я сам себя чувствовал, если бы мою родную мать заставили говорить подобные вещи? Разумеется, я был бы зол. Особенно если бы у меня были с ней такие же хорошие и тёплые отношения, как у Виктора со своей мамой.

— Виктор, успокойся, пожалуйста. Я тебя понимаю, но…

— Что⁈ Что ты понимаешь, Саша! — на эмоциях огрызнулся он. — Ты вообще отца своего не видел! А мать вас бросила! Тебе было бы…

Он вдруг запнулся. Будто словами подавился. А я лишь тяжело вздохнул, практически покадрово наблюдая за тем, как менялось выражение на его лице, перетекая из подогретого алкоголем гневного порыва в маску стыда.

— Сань, прости, — пробормотал он. — Я не это хотел…

— Да это ты хотел сказать, — покачал я головой. — Успокойся. Я не хуже тебя знаю, что наша мать бросила нас с Ксюшей. И знаешь, что? Я ей за это очень благодарен. Потому что в противном случае, мы бы, скорее всего, сейчас с тобой тут не сидели. А то, как ты это сказал… Ну, вспылил. Бывает. Учитывая, что с тобой за последнее время произошло, вообще удивительно, как ты крышей не поехал.

Эти слова его немного успокоили, но разве что только совсем немного. Виктор сглотнул вставшие комом в горле слова и сел обратно на кресло, прикрыв одной рукой лицо.

— Прости, — ещё раз повторил он, и я нисколько не сомневался в его искренности. — Я правда не хотел…

— Да я знаю.

— Просто всё это… всё это так навалилось. Так ещё и Елена…

— А что с ней?

— Кажется, я ей не особо нравлюсь, — произнёс он.

Опять он это начал. Впрочем, оно, наверно, не удивительно. Как я уже сказал, парень он не конфликтный.

— Вик, дай ей время. Для неё, наверно, это ещё больший шок, чем для тебя. И у неё недавно дед умер. Ей сейчас как бы не тяжелее, чем нам с тобой.

— Да знаю я, Саша, знаю. Но я же не виноват! Я же ни о чём таком не просил! Не хотел, чтобы Григорий…

В ответ я лишь пожал плечами. Беды и горести всегда приходят в нашу жизнь тогда, когда мы об этом не просим. Тут уж ничего не поделать.

Ощутив в кармане вибрацию телефона, отставил бутылку и достал мобильник. Глянул на номер и удивился.

— О, какие люди! — протянул я, приложив телефон к уху. — А я думал, что ты меня забыл.

— Вообще-то, это должны быть мои слова, — рассмеялся в телефон Пётр Лафин, один из редакторов «Столичного Вестника». — Это не я пропал на два с лишним месяца. У меня, между прочим, душа ранимая. Всё жду и жду, а ты молчишь. Хоть весточку бы прислал…

Забавно, а ведь он не пытается сейчас в излишнюю любезность. Что это? Панибратство? Или Пётр понимает, как меня, должно быть, достали с этим титулованием? Если он умён, то хотелось бы верить, что это второе.

— Слушай, Лафин, вот чего ты начинаешь, а? Я же сказал тебе, что уволился от Лазарева и некоторое время не буду работать по профессии…

— М-м-м… О да. А о том, что ты вдруг заделался в аристократы, да ещё и