— не смогу пойти дальше и просто бесславно подохну.
— Ха, — из груди вырвался невольный смешок, от которого по телу ударила новая вспышка боли.
Сражение с гиенами было вовсе не бесславным.
«Отложу эту мысль на потом», — подумал я и начал двигать ногами.
Думать можно и на ходу.
Спуск оказался сложнее, чем подъем. Казалось бы — гравитация должна помогать, но на деле каждый шаг грозил потерей равновесия. Я едва держался. Раны болели, как будто их поливали кислотой. Один неосторожный шаг и я покачусь вниз. Я стиснул зубы и не позволял себе оступиться. Каждую секунду — борьба. Каждое движение — усилие.
Наконец я спустился. Земля стала ровной. Но мой путь только начинался. И я сосредоточился на простом действии: шаг за шагом. Туда, за горизонт.
[Внимание! Функции организма нарушены. Идет значительная потеря здоровья]
Сколько там уже прошло ударов сердца? Не помню. Наверное, сотни, если не тысячи. Чтобы не свалиться без сознания, придется думать. Вот только в голову лезли странные мысли.
Что там осталось в котомке, брошенной посреди пустоши? Кажется, детеныш успел сожрать два куска мяса. Значит, осталось еще три. Может, он случайно и несколько крысиных зубов проглотил.
Было бы забавно. Еще хвосты… никогда не знал, можно ли есть крысиные хвосты. Да и в игре их есть не пробовал. Все это добро благополучно осталось в сумке за холмом.
Шаг. Шаг. Еще один шаг вперед.
С прожорливой мелкой гиены можно срезать шкуру. Хотя я ее знатно истыкал ножом. Нет, я же не дрался ножом. Чем я там вообще бил его… в общем, можно снять искромсанную шкуру, срезать мяска. Желудок призывно заурчал, невзирая на боль. Сейчас бы жареного мяска. Да с кружечкой холодного горьковатого пива.
Ноги упрямо несли меня вперед.
Надо было записаться в спортзал. Тогда телосложение, сила и ловкость могли быть повыше. Обещал ведь себе начать заниматься с понедельника. Потом со вторника. И с субботы. В последний раз обещал пообещать с Нового Года. Хотя не факт, что эти характеристики — мои. Они могут быть Лекса. Кто такой этот ваш Лекс….
Шаг. Шаг. Шаг вперед.
Из головы не выходил взгляд побежденной гиены. Она сражалась до последнего. И убила бы меня без дебафа. Я даже немного зауважал эту тварь. Пусть ее малец сожрал половину моего мяса, было в этом что-то почти человеческое.
— Ф-у-у-у-х.
Я тяжело выпустил воздух из груди. И поднял голову.
— Куда ты… — мой хриплый голос разрезал тишину.
Голос звучал сдавленно. Я его почти не узнавал. Но еще больше меня беспокоило то, что я больше не видел ту полоску на горизонте.
Я моргнул. Качнул головой, отчего в ней набатом забили колокола. Но ничего не поменялось. Что, все-таки галлюцинация от потери крови? Ну и пусть. Ноги сами несли меня в том же направлении. Я не сверну в сторону.
Дышать становилось всё тяжелее. Я чувствовал, как каждый вдох будто царапает легкие изнутри. Становилось темнее. Небо вдалеке стало тусклым, хотя я и не мог толком разглядеть облака.
[Внимание! На вас действует более трех негативных эффектов. Системе не удается стабилизировать параметры]
Стало чуть холоднее. Я продолжал идти. Не знаю, сколько я шел. Может, десять минут. А может, десять дней. Чувство времени давно ушло.
Шаг. Шаг. Шаг.
Вдруг я почувствовал, как что-то изменилось. Стало легче идти. Ноги, саднящие от боли, стали увереннее ступать по земле. Сапоги удобно пружинили.
Это земля. Она не была сухой. Она была рыхлой и мягкой, но шел я даже не по ней — я шел по узкой вытоптанной тропинке. Пока я смотрел на тропинку перед собой, у меня с носа упала очередная капля крови.
— Еще и голову поцарапала? — едва слышно пробормотал я.
Я чуть не сел прямо там, посреди тропинки. Соблазн был очень высок. Посидеть пару минут, перевести дух. Но я знал, что ноги тогда больше меня никуда не поведут. Я уже не поднимусь. И даже эта остановка была рискованной.
Но двигаться тоже было боязно. Вдруг мне почудилось, и всё это добро вокруг — галлюцинация моей воспаленной головы. И я до сих пор валяюсь где-то посреди пустоши. Так я и стоял посреди тропинки, не шевелясь. Только мир вокруг продолжал упрямо раскачиваться.
И тогда я услышал голос.
— Доброго дня тебе, странник. Куда в таком состоянии путь держишь?
Женский голос. Звонкий и ровный.
Я медленно поднял взгляд. Для этого пришлось приложить усилия — глаза были затянуты пеленой, будто кто-то налил мне в зрачки мутной воды. Всё вокруг расплывалось. Я заставил себя сфокусироваться.
Передо мной стояла девушка. На вид лет двадцать, не больше. Светловолосая, с глазами цвета неба — чистыми и холодными, как весеннее озеро. Она смотрела на меня настороженно и оценивающе, но оружия в руках у неё не было.
Между нами находился небольшой алтарь. На алтаре лежало несколько новых блестящих монет, в которых отражались лучи заходящего солнца. И пучок трав. Рядом стояла железная баночка.
— Ищу воды, — хрипло ответил я девушке. — И ночлег.
И только потом я заметил, что за её спиной находился полуразрушенный каменный храм. Его колонны потрескались, а крыша во многих местах провалилась. Всё, что осталось от второго этажа это обломки и пустота. Но надписи на колоннах не оставляли сомнения в том, кому принадлежит это место.
Это храм Богини Милосердия.
Из всех божеств, о которых я знаю в этом мире, только она никогда ничего не требовала: ни жертв, ни молитв, ни слепого подчинения. Она благословляла тех, кто отдаёт, а не берёт.
В нашем немногословном разговоре образовалась пауза.
Я вдруг вспомнил про обещание: помолиться за жертв Коллектора у первого встреченного алтаря. Ну вот и он. Так что я медленно двинулся вперед. Девушка на пару секунд нахмурила брови и сжала полные алые губы, а затем резко подняла руку, словно отдавая кому-то сигнал.
Я доковылял до алтаря и опустился перед ним на одно колено. Ноги сами подгибались от тяжести. Я уже не смотрел на светловолосую девушку, но она меня не прервала.
Моя окровавленная рука дрожала. Я приложил её к основанию алтаря, оставив небольшой красный след. Хорошо бы положить сюда хоть что-то. Хотя бы один реал. Как символ. Словно отзываясь на мои мысли, в руке появилась небольшая гладкая монета. «Холодная», — подумал я.
В памяти всплыли воспоминания о том, насколько тяжело мне дался этот реал. Он — символ первой победы в этом мире. Я положил монету на алтарь и на автомате произнес:
— Блажен страждущий,