Средняя глубина реки была порядка полутора метров, что напрочь и убивало в ней судоходство. Я предполагал, что при половодье вода могла подниматься и до трёх метров. Но это, вероятно весной, когда тает снег или при сильных дождях.

Из тумана показался Кокуй — угольный причал и кладбище кораблей. Угля на пристани давно не было, а металлолом мы не собирали.

Смело повёл корабль дальше, по пути наблюдая бесконечные маленькие речушки, впадающие в Ангару. Как капилляры, те подпитывали главную могучую синюю «вену», по которой мы шли. Именно шли. Ведь катера ходят по воде, а не плывут, как убеждал меня Невельской. Правда не уточнял, действует ли это обстоятельство на море или на реке тоже.

Безжизненные населённые пункты Орджоникидзе, Нижнетерянск, Манзя, Артюгино, Иркинеево я проскочил погодя, не останавливаясь. Ловить там нечего: судя по офлайн-карте, к части из них не вели даже дороги или железнодорожные пути, а другую часть люди покинули ещё в период «цивилизации».

Наследие СССР, когда стране было важно освоить каждый клочок народной земли, опустошила деятельность России, которой важнее было помогать другим странам, чем заниматься развитием собственных удаленных от центра территорий. Деревни и маленькие городки вымирали: молодежь уезжала в крупные города, а старики доживали свой век, получали место на кладбище, да так и зарастали те могилки, никем не проведываемые.

Лучше всего эту политику продолжил лишь сам Апокалипсис.

Прямо на берегу мелькали избушки. Незамысловатые зимовья на пару человек. Один раз меня разобрало любопытство, и я пристал возле такой, чем сильно разочаровался. Низкое, тёмное сооружение оказалось с земляным полом и заплесневелым потолком. Грязное, гнилое, оно едва укрывало от дождя и сильного ветра. Третий человек бы там просто не поместился.

Но остановка не прошла даром. Избушка рыбаков-охотников располагалась у ручья. Удалось набрать чистой питьевой воды. Прямо из земли бил ключ. Правда руки и лицо при этом настолько облепили комары, что назад вернулся вприпрыжку, закупорил салон и тут же встал за газовую плиту.

Близилось время к обеду. Разводить костёр на «такой природе» было удовольствием на любителя, а вот в тёплом, уютном салоне катера жарить свиное мясо с салом и луком было приятно. Порадовало и то, что дед сунул в бочку трехлитровую банку мёда. Не только соленья. Будет, чем больного поднять.

Невельской проснулся сам, выполз на дурманящий запах жареного мяса. Сев за стол, вскрыл банку с помидорами и высосал три помидорины сходу, оставив лишь тонкую шкурку. И заявил:

— Ах, хорошо!

Затем с отличным аппетитом без всяких вопросов начал поглощать жареные ломти прямо со сковородки. А когда перемазал губы и щеки салом, вытер их проспиртованным хлебом длительного хранения, разбавил кислым малосольным огурчиком из банки и с одобрением смотрел на меня.

Добытчик же!

— Как навигация? — наконец, донеслось от него.

— Прошли порядка двухсот километров, — отрапортовал я, упуская частности. — За всё время ни одного пассажирского судна. Даже плота. Буксиры стоят по берегам деревень. Баржи если и плывут к Лесосибирску, то без них. Отцепились. Одну, застрявшую на повороте, обогнул.

— В Мотыгино заходил? — с вялым интересом спросил он.

— Нет, там же мелко. По прямой прошёл.

— Жаль, там заповедник «Песчаные острова», — припомнил он. — Браконьеры часто сетки ставят. Если убирать их уже некому, то много рыбы погибнет.

— Как и людей, — добавил я тихо.

— Рыба ни в чём не виновата, — подчеркнул академик.

— И дети, Игорь Данилович! — не сдержался я. — Дети в чем были виноваты?

Он кивнул и ушёл досыпать. Больше ни вопроса. От него несло потом, как от загнанного коня. Таблетки действовали. Наверняка, слабость одолевает.

Что ж, вторую половину дня тоже придется идти мне.

На двух шиверах с обоих сторон заметил гидрологические пункты. Они были построены для организации очередности прохождения фарватера из-за одностороннего движения. В этих современных «избушках» даже проводили свет, судя по наличию фонаря. Один стоял пустой. А из другого навстречу катеру вышел мужик, махая мне рукой и пакетом.

— Мужик, а что вообще происходит? Связи нет, жратвы не подвозят.

— Конец света, — ответил я, не вдаваясь в подробности. — Дизель есть?

— Цистерна.

— Сменяешь?

— Сменяю, если жратва есть.

— Есть.

— А выпить?

— С этим теперь туго.

— Хреново, — подытожил мужик и вздохнул. — Ну, давай хоть поесть.

В бак поместилось только около ста литров. Со стола на бартер ушла жаренная свинина и часть скоропортящихся продуктов. Озадаченный меняла предлагал переночевать с комфортом у него в домике, но я покачал головой и отчалил от берега.

Времени ещё много. Световой день большой. Зачем драгоценные часы терять?

После шиверов пошёл спокойный участок на десятки километров, где можно было не следить за берегом. Пологий галечно-каменистый берег с березово-хвойным лесом притягивал взор, лечил душу.

Рядом с деревьями рос дикий лук, полевая трава. Глаза отдыхали. Я с удивлением понял, что стал видеть дальше и чётче. Прошлый мир концентрировался на деталях, и мы пялились в гаджеты с мелкими экранами. Новый мир ценит просторы. И предпочитает смотреть подальше.

Туман ушёл. Температура воздуха под вечер поднялась до десяти градусов. Застопорив штурвал и забравшись на крышу, почувствовал встречный ветер. Он сдувал всю оставшуюся мошку, но не холодил кожу. Солнце пригревало. Датчик радиации молчал.

Раздевшись догола, я развалился на сиденье, загорая. Доедая помидорки из банки, долго смотрел на янтарный закат, ощущая себя непонятно-счастливым.

Это было странное ощущение. Где-то по миру бушевали ураганы, и природа готовилась к затяжной Зиме, разбрасывая по атмосфере радиационные частицы, а здесь на пока нетронутых просторах, где тысячи лет ничего не менялось, словно сама природа стояла пауза, отодвинув данное мероприятие в неизвестность.

Здесь не было почерневших облаков. Люди не успели уничтожить своей цивилизацией этот благодатный клочок природы. Вот так и проявлялись основные богатства России — в просторах.

Наверное, стоило закинуть удочку в реку или спиннинг, тем более что один из них терпеливо дожидался своего часа. Но я в этом ничего не понимал.

Верх взяло рациональное: у нас было много еды на двоих. К чему ловить рыбу, когда можно есть мясо? Оно очень скоро пропадет. Мини-холодильник вмещал совсем мало. Пожарив всё, что влезло в сковороду, я предполагал сварить супа выздоравливающему на ночь.

Что ещё делать на ночном дежурстве?

Стемнело лишь к одиннадцати ночи. Время ещё летнее.

Бросив якорь прямо посреди реки, я занялся супом. Здоровенный кусок мяса сжёг пять баллончиков газа. Но когда добавил в наваристый бульон картошки, морковки и лука, удивился, что Невельской не поднялся на запах.

Похоже, горячка изматывала его.

Ночь оказалась