У меня слюнки потекли от предложения. Но нового Калашникова двухсотой серии это все же не стоило.

— Калаш не дам, — пришел в себя реалист. — Но есть карабин «Блазер». Ты ж охотник, отец? Вот тебе по руке будет.

— Нашенское? — с сомнением переспросил он.

— Да.

— А патроны?

— И патроны есть.

— Так сменяем? — вновь прищурился дед.

Я присмотрелся к бочке, потёр пустой канистрой искусанный йодный нос, прикинул вес «посылки» и сказал:

— Вот как бочку эту доверху наполнишь провиантом, так я к тебе с ружьем на обмен и приду… Идёт?

— Идёт.

— Да смотри, всё проверю, — на всякий случай уточнил я. Мир-то другой уже. — Не на вес клади, на совесть.

— Обижаешь, сынок, — вздохнул сибиряк и шмыгнул за калитку доставать припасы.

Я прикинул стоимость нового современного карабина. На него наверняка можно было сменять весь этот старый дом со всем содержимым. Но это в том, старом мире, где понятие денежных знаков что-то значило.

В этом же мире новыми платежными средствами было оружие и патроны. А на сдачу провиант и одежда. Очень скоро настоящей валютой могли стать лекарства. Всё остальное гроша ломаного не стоило.

Но даже без учёта двух автоматов, у нас и без того оставалось ещё три единицы охотничьего оружия. А вот патронов на них не так много, как на автоматы. К тому же — у него внучка!

Молодому поколению нужно помогать выжить. Освоит карабин, научит. Глядишь и перезимуют.

Вернулся к берегу. Красный танк кружил у воды на одной рабочей гусенице, самозакапываясь на мокром песке. Не понимая в чем дело, я бросил пустую канистру и запрыгнул на не работающую гусеницу, открыв дверь кабины.

Шура сполз с сиденья на ящики. Мельком глянув на рычаги, я оттянул один из них, вернув в нейтральное положение. Танк остановился.

Пожарник, тяжело дыша, сполз мне в руки. Он едва дышал. Похоже, терял сознание. Какая внутренняя боль его мучила, я даже себе не представлял. Алкоголь не мог заглушить болевые рецепторы. Лишь притупить.

— Чудной ты с йодом на носу, — просипел обреченный. — Похорони меня… ты обещал!

— Похороню. Не переживай, — ответил я и комок застыл в горле.

Пытался сказать что-то ещё, но словно получил заклинанием онемения на язык.

Он потянулся к поясу, отстегнул охотничий нож и протянул мне:

— Держи… на память.

— Ты уже подарил мне компас.

— Лишним не будет… Мёртвым ни к чему.

Новый приступ боли скрутил его тело. Он вновь закашлялся, носом пошла кровь. Закричал так дико и утробно, что я не удержал его на руках. Опустил к песку, обхватил шею и… провернул.

Это получилось само собой, без участия сознания. Костюм помог, добавил сил. Сегодня пустил первую кровь… сегодня взял первую жизнь. Насыщенный день.

Но кто ещё проявит милосердие к обреченному?

Осознание, что добил, пришло позже.

Сейчас же просто прислонил тело к гусенице и заставил собственное тело работать. Оно, а совсем не я, сливало дизтопливо с цистерны, наполняло бак на катере, носило ящики с припасами.

Оно делало всё, пока по щекам текли крупные, молчаливые слёзы.

Телу словно ввели обезболивающее. Перестал замечать даже мошку. А когда вернулся к деду с карабином и пакетом патронов (Игорь Данилович ещё в автомобиле показал, какие куда подходят), слёзы высохли.

Дед стоял возле бочки, подтаскивая к ней огромную замороженную ляжку в пакете. Из какого холодильного ларя он её достал, я не спрашивал. Наверняка тот был полон вкладышей-хладагентов, что даже при отключении света держали холод несколько дней. По деревням свет часто отключали, и местные давно приспособились беречь продукты.

Больше поразило, что рядом с дедом носилась девчушка лет четырёх, пытаясь помочь.

Детские ручки хватались за ношу, и ребёнок постоянно повторял:

— Давай, деда, давай, тяни!

Я помог с этой погрузкой. Бочка действительно была до краев наполнена провизией. Молча протянул деду карабин и патроны.

Он заохал, с видом знатока разбирая его на ходу:

— Ого, оно же ещё в заводской смазке! Вот так дела! Хорош!

Подойдя к бочке, я вдруг понял, что тот ещё идиот. Теперь её вес составлял порядка двухсот килограмм. Края же были не такими плотными, как на металлическом корпусе. Так что, даже подцепив их робо-пальцами, я не мог утащить весь этот груз в одиночестве. Приподнять — да. Покатить — возможно. Утащить — нет.

Но если же положить бочку на бок или катить краем, то наверняка разбились бы стеклянные банки, плотно составленные друг с другом.

В голове пустота.

Мелькнула мысль всё бросить и просто уйти. На секунду даже показалось, что дед сейчас зарядит карабин и разрядит мне его в лицо и сам заберёт все трофеи.

Им нужнее!

Но дед лишь с пониманием посмотрел на меня, словно увидел эту внутреннюю боль и метания, и выкатил из-за калитки тележку. Одноколесная, металлическая. Такая, на какой возят грунт или дрова с улицы в дом, чтобы колоть уже на внутреннем дворике, она была потёртой, старой, но рабочей.

Легко приподняв бочку и поставив на тележку, я понял, что это укатить смогу. Стабилизаторы экзоскелета работали что надо.

— Отец, есть лопата?

— Есть.

— Человека похоронить надо.

— Хорошего?

— Лучшего.

Дед вздохнул и молча принес лопату. Карабин с пакетом он утащил домой ещё в тот раз, когда пошёл за тележкой.

Взглянув на лопату, добавил участливо:

— Помочь?

— Да… пойдёмте со мной.

— Лизка, ступай домой. Да не вылезай со двора, — приструнил он расшалившуюся внучку, что принялась нарезать круги вокруг нас.

Беззаботное детство сыпало вопросами. А я не мог разговаривать.

Без боязни старик пошёл следом за мной. А я поражался, что он просто не ушёл домой, а снова предложил помощь.

Может, пошёл следом за тележкой? Вдруг не верну. Но нет же, не вооружен. Карабин дома оставил. Идёт на риск осознанно, с незнакомым человеком. Или мое лицо настолько переменилось с первой встречи, что и задавать вопросы не нужно?

Выкуси, Невельской, люди лучше, чем ты думаешь!

Мы вернулись к красному танку. Я разгрузил бочку и стаскал припасы на катер, саму её привязал к борту и наполнил до краев дизельным топливом, плотно закупорив крышкой. Так же наполнил вторую металлическую, которая уже была привязана.

Катер заметно просел под новым грузом. По итогу, у нас был полный бак, две бочки на корме и обилие ящиков на носу и крыше, что