Вода мощно ударила в темечко. В первый момент показалась горячей. Но тут же привык. Пропариться не помешает.

— Господи, как хорошо-о-о, — вырвался невольный вздох.

Вряд ли сквозь плеск воды и шум рабочих моторов меня могли расслышать. Спустившись по стенке, присел на корточки, позволив струям бить в темечко. Затем в шею. Потом в спину.

Струи уносили усталость и скованность, боль в натруженных мышцах исчезала. Экзоскелет это, конечно хорошо, но мои мышцы тоже неплохо потрудились. Он не работал за меня. Он помогал работать мне. А мне, как и большинству населения в мире, понятие ежедневной физкультуры было чуждо.

Из душа вышел другим человеком. Пару мгновений посмотрел на капитана. Тот кивнул в сторону носа лодки.

— Идите, отдыхайте.

Без всяких споров я забрался поверх матрасов, укутался в одеяло как личинка в кокон и мгновенно отключился.

Так вот как они это делали!

Глава 12

Рана

Показалось, что Игорь Данилович разбудил мгновенно. На его лбу висели крупные капли пота, как будто долго тренировался. Губы высохли, потрескались. А от руки дурно пахло.

— Карлов, просыпайтесь. Мы почти приплыли. И надо вскрыть это безобразие, — пока я приходил в себя, он продолжил. — Похоже, без последствий наше шиномонтажное дело не обошлось. Да я, дурак, сразу не обработал рану.

Академик снял бинт и показал небольшую, но жуткую рану с тёмными краями. Синяк расползался по коже мрачный, не здоровый на вид.

Я подскочил, принялся быстро одеваться, умываться в душе. Невельской к этому времени разложил на столе бинты, мазь, йод, армейский складной универсальный нож из комплекта ратника. Такой мог одинаково хорошо резать, пилить, протыкать, вскрывать.

Здесь же лежала проспиртованная салфетка и горы таблеток.

Он закатал рукав, быстро обработал йодом кожу вокруг раны, протер лезвие салфеткой и протянул мне нож.

— Наденьте перчатки или помойте руки. Затем вскройте рану, Карлов.

— Я? Не могу! — что-то запротестовало внутри. — Я мяса то никогда не резал сырого. Разве что колбасу.

— Всё случается в первый раз, Роберт Алексеевич. Представьте, что я — колбаса, — усмехнулся мой спутник. — Всё, что требуется, это вскрыть гнойник. Вычистим его, после чего я закинусь антибиотиками, и всё пройдёт. Рана не настолько глубока, чтобы после ещё и штопать.

Я невольно сглотнул.

— Ваши навыки кройки и шитья мы оставим до более удобного случая, — всё ещё держал шутливый настрой пострадавший. — А пока мой гипоталамус задает организму лишнюю работу, повышая температуру тела до плюс сорока градусов по Цельсию. Что никак не ассоциируется у меня с приятными ощущениями. И чистым мышлением.

Пришлось браться за работу.

— Вы уверены, что я справлюсь?

— Просто вспомните, что я уничтожил ваш прошлый мир, — напомнил он. — Мир, где люди начали носить пиджаки со спортивными штанами. А лучшей одеждой считалась рванье.

К своему удивлению, я быстрым и плавным движением сделал надрез. Прыснул гной. Запах гниения ударил в нос. Я отпрянул.

Академик ухмыльнулся и сделал остальное сам.

Снова умывшись, я вернулся и увидел, как рука кровоточила, обагряя свежий бинт. Пахло мазью. Её немало под повязкой. Вытянет заразу.

— Вот и финальный итог, — он кивнул на края бинта. — Разорвите конец повязки на две части, обмотайте руку одной и завяжите потуже.

Я завозился с повязкой. Он закинул в рот горсть таблеток, запивая минералкой. Затем вздохнул, вернулся к штурвалу и заметил:

— Хорошо, что пока есть антибиотики. Мы прошли около ста километров и подплываем к селу Рыбное. Средняя скорость против течения — пятьдесят километров в час. Расход топлива — сорок литров в час на оба мотора. Учитывая, что плыть нам ещё порядка тысячи семисот километров, это примерно тридцать четыре часа в беспрерывном пути. А всего нам необходимо всего порядка тысячи трехсот шестидесяти литров топлива. У нас есть бак на триста литров и одна бочка на двести литров. Значит, нам потребуется ещё четыре бочки и три двадцатилитровые канистры дизеля, что составит в сумме восемьсот шестьдесят литров. Или лучше взять пять бочек, учитывая непредвиденные расходы или топливо, необходимое, чтобы преодолеть Байкал. Конечно, все расходы строятся из того, что в Рыбном мы зальёмся дизелем под завязку.

Мозг прикинул массу девятиметрового катера, нагрузку на борт, и я понял:

— Но мы не сможем взять на борт сразу шесть двухсотлитровых бочек в общей массе, как вы понимаете. Больше тонные веса на борт нас перевернут.

— Не сможем, — кивнул академик. — Максимум этого катера — три бочки. Шестьсот килограмм. Учитывая то, что весят они больше и, беря в расчёт тот груз, что у нас уже есть на борту и нас двоих, это предел. Желая безопасно продолжать путь, мы можем позволить себе лишь две бочки на корму и одну на нос. Взяв четвертую на крышу, мы будем перегружены, скорость упадёт.

Предложения есть, но все какие-то бестолковые:

— А если зацепить бочки по краям или взять на буксир?

— Тогда не только упадёт скорость, но и увеличится расход топлива, — отметил он. — Придётся иметь дело уже с десятью бочками. Что опять же снизит нашу скорость и увеличит расход. У нас нет особых вариантов, Карлов.

Вздохнул. Жаль. Без остановки с дозаправкой никак.

Выглянул в окно. Серое небо, низкие тучи, всё тот же туман. Но снег пропал. Увидав мой манёвр, Невельской обронил:

— Температура воздуха поднялась до пяти градусов по Цельсию. Температура же воды за бортом — двадцать градусов. Похоже, Байкальские воды неплохо прогрелись за это лето. И судя по карте, мы уже подплываем к пункту назначения.

Накинув летний костюм, подцепив автомат через плечо, я вышел из салона на свежий воздух. Что-то серое в одно мгновение облепило лицо, принявшись копошиться на коже. Заметная щетина по всему лицу ничуть не помешала вторжению.

— Что за хрень⁈ — отплевываясь и отмахиваясь, я заскочил обратно.

Мошка!

Стаи мелких кровопийц в три раза меньше комара парила над водой, облепив наш катер второй серой кожей.

Невельской рассмеялся:

— Вода тёплая. Мошкара не спешит погружаться в анабиоз и активно плодится. Ветра почти нет. Полный штиль. Так что рекомендую одеть полное боевое, чтобы потом не чесаться. От этих тварей ни один спрей не поможет. Вырывают мясо клочьями. Отличная пытка древности, если подумать. Слыхали, как различные племена раздевали человека и привязывали к дереву на