Не знаю, что я ожидала увидеть. У меня не было времени думать, что же я увижу, когда стрекоза повернётся. Но всё равно я не ожидала увидеть то, что увидела. Чунры-самки и беглеца в кадре не было. Но зато в кадре был сеп! Огромный, килограммов под двести. Он стоял, уперев мощные кривые лапы в труп чундры-самца, и оглядывался, с трудом ворочая устрашающей тупой мордой, украшенной четырьмя сабельными клыками. Вокруг ещё не улеглась поднятая схваткой пыль, а позади горел Сур, в красном свете которого сеп казался покрытым кровью. И у меня всё похолодело… Неужели сеп шел за беглецом и это от сепа тот убегал?.. Значит, охота не окончена — она в самом разгаре!

Стрекоза стала медленно подниматься, увеличивая обзор — робот помнил, что на сцене есть ещё несколько представляющих интерес объектов и позиционировался так, чтобы видеть их все. Я их тоже увидела. Сначала чундру-самку, затаившуюся в зарослях травы и медленно отползающую назад, а потом, на противоположном краю экрана, и беглеца. Он сидел на бетонном обломке, свесив руки, упёртые локтями в широко расставленные колени, и смотрел на сепа. А сеп смотрел на него. Их разделяло не более десяти метров. Два прыжка и смертоносные клыки и когти сепа в одну секунду порвут беглеца в клочья, а у него, видимо, уже не осталось сил на сопротивление — он просто сидел. Таймер справа мигал двоеточием, а сеп всё не нападал. Он наклонил голову, потом мотнул ею, потом, переступив через тело чундры-самца и медленно сделав в сторону беглеца пару шагов, упал на бок и лениво стал вылизываться.

Беглеца звали Борис. Это я узнала спустя десять часов.

Чундра или сеп в зоне — это не новость. Под наблюдение стрекоз они попадают не каждый день, но попадают, и на некоторых участках операторы даже знают местных чундр «в лицо» и знают, где у тех логово и какой выводок. С сепами сложнее — их меньше, они одиночки и очень скрытны. А ещё они «воюют» между собой и районы их обитания постоянно сдвигаются. А вот человек в зоне — это повод объявить тревогу.

Красную кнопку я нажала сразу, как только увидела беглеца на мониторе, а теперь отправила запись и доложила по форме: Район неизвестен, квадрат неизвестен, канал не идентифицирован, время 11:43. Обнаружен неопознанный человек. Особенности: одет в форму противника без знаков различия. Непонятно всё и странно. И самое странное и непонятное то, что с ним ручной сеп!

На пост тут же примчался майор Роженцев весь в своих усах и с вопросом:

— Татьяна, в смысле «ручной»?

Я, не успев встать, снова опустилась в кресло и молча ткнула пальцем в монитор с записью. Майор, дыша табачищем, склонился надо мной и уставился в монитор, где беглец и сеп отдыхали в непосредственной близости друг от друга.

Майор резко выпрямился, шагнул, было, к выходу, остановился, вернулся, склонился снова, посмотрел ещё, снова выпрямился, и, пробормотав что-то неразборчивое, выскочил с поста. Я поняла, что выговора за задержку с докладом не будет. Спустя полчаса по громкой связи раздалось: «Лейтенант Смирнова, явиться к командиру с аппаратурой». Плакал мой обеденный перерыв.

— Что за стрекоза? — вскочил майор при моём появлении, не дав доложить о приходе по форме.

Я пожала плечами.

— Ты мне тут плечами не жми, сколько раз тебе говорить! Отвечай, как положено!

— Не могу знать, товарищ майор!

— Номер? Координаты? На записи ничего нет!..

— Их и не было, — сказала я. — Мой МКР произвольно переключился на этот не идентифицированный канал, потом трансляция прекратилась. Всё, что было — всё на записи. Я сразу объявила тревогу. Станции должны были взять пеленг.

— Взять-то они взяли, только он не оттуда. На записи не наш район! Это серая зона, а там у нас, между прочим, ни одного транслятора нет.

— А как же это сюда попало?

— Вот и я хотел бы знать… — майор Роженцев посмотрел на чемоданчик МКР у меня в руке. — Ладно, где-то через час здесь будет группа из Кольца, поступаешь со своей аппаратурой в их распоряжение. С ними полетишь. Так что, переоденься и на инструктаж. И туфли свои переобуй… И оружие получи… Свободна.

— Есть…

Про туфли-то зачем он сказал?

В вертолёте мне налили из термоса кофе и дали бутерброд с сыром. Открытый мобильный чемоданчик для уменьшения тряски стоял у меня на коленях. Там ничего не было — черный экран. Моя роль пока что сводилась лишь к молчаливому употреблению кофе с бутербродом, да и разговаривать из-за грохота двигателей было невозможно — все молчали.

В группу входило шесть человек. Я никого не знала. Это были не наши спасатели, а вояки из Кольца, потому видеть их раньше в столовой, или в спортзале, или на улицах базы я не могла. Здоровенные, с оружием, в своей армейской экипировке они заняли собой всё и выглядели устрашающе. Я просто сидела, уставившись в монитор, чтобы поминутно не встречаться взглядами с сидящими напротив, и думала, что, наверное, смотреть в иллюминатор было бы веселей, но иллюминатор был за спиной, да и на что там смотреть — всё уныло и однообразно, как и на мониторе.

Через час с небольшим мы прилетели. Вертолет заложил вираж и снизился. Парни стали закрывать на шлемах щитки и поправлять амуницию. Я поправила берет, закрыла чемоданчик и надела перчатки. Двигатели сменили тон, вертолет завис и, дрогнув, коснулся грунта. Люк в борту разломился на две половины и его створки разошлись — одна вверх, другая вниз. Выдвинулся крошечный трап. Командир махнул рукой на выход, все встали и начали выходить. Не доходя до люка, я остановилась, пропуская командира вперед, но он махнул на выход уже мне и вышел последним. Я, держа чемоданчик в руке, спустилась по трапу и огляделась. Пейзаж был похож на тысячи других, которые мне приходилось наблюдать глазами стрекоз, но своими глазами воспринимался всё же иначе. Трава под ногами была жестче, чем казалась на мониторе — это я почувствовала, пройдя всего несколько шагов. Ощущался едва уловимый запах ржавой пыли, и на открытых участках кожи чувствовался холод ветра,