Лоренц лишь кивнул, проверяя затяжки на «Лесном краулере» — их единственном транспортном средстве.

Это был гибрид парового трактора и повозки: массивные колеса с шипами для бездорожья, бойлер на задней платформе, дымящийся даже сейчас, и прицеп, собранный из старых бочек и досок. Настоящий монстр.

— Вместит женщин с детьми и груз, — пробормотал Лоренц, постукивая по манометру. — Мужчины пойдут рядом.

Гефест наблюдал за сбором, анализируя каждый предмет. Его взгляд задержался на «Лесном краулере».

— Он на угле?

— Уголь в бункере, вода в цистерне, — ответил Лоренц. — Но, если дорога дальше трёх дней — нам крышка.

Улисс стоял в стороне, его лицо было непроницаемым. Только пальцы левой руки слегка подрагивали, будто чувствуя приближение чего-то.

Ян украдкой наблюдал за Руби, пока закидывал мешки с провизией в кузов краулера. Она сидела на краю платформы, чистя кинжал куском промасленной ткани, и время от времени бросала взгляды в сторону деревни.

Её движения были плавными, как у хищницы, а острый клык, выглядывающий из-под губы, придавал лицу что-то дикое и совершенно недоброе.

Ян вспомнил, как она без колебаний пристрелила того Железноликого. Как смеялась, когда он рухнул на землю.

Его пальцы вдруг стали неуклюжими, и мешок с мукой грохнулся на снег.

— Эй, осторожнее! — рявкнул Брант.

Руби подняла голову и ухмыльнулась.

— Что, Янчик, руки дрожат? — Она ловко перевернула кинжал в пальцах, и лезвие блеснуло в утреннем свете. — Или это не от страха?

Ян почувствовал, как горячая волна приливала к щекам.

— Я… я просто…

Он не знал, что сказать.

Она пугала его.

Но в то же время притягивала, как огонь — обжигая, но не отпуская.

— Не дразни парня, — буркнул Лоренц, проверяя паровые клапаны. — Ему и так тяжело.

Руби рассмеялась.

— Ой, да ладно тебе! — Она вдруг спрыгнула с платформы и подошла к Яну так близко, что он почувствовал запах ее духов — как дым от пороха. — Ты же хотел со мной познакомиться, да?

Ян отпрянул.

— Я… я передумал.

— Умный мальчик, — прошептала она, проводя лезвием по его щеке — не нажимая, но достаточно, чтобы он замер. — Я ведь не для таких, как ты.

И, усмехнувшись, отошла, оставив его с трясущимися руками и смесью ужаса и восторга в груди.

Гефест, наблюдавший за этим, тихо щелкнул шестернями.

— Она играет с ним.

— Это его выбор — глухо ответил Улисс.

А Ян все ещё стоял, трогая пальцами то место, где лезвие коснулось кожи.

Вскоре деревня опустела.

«Лесной краулер» стоял на окраине, уже заправленный, уже готовый к дороге. Люди толпились вокруг, перешептываясь, бросая тревожные взгляды.

— Где старуха? — спросил Брант, пересчитывая головы.

Марта нахмурилась:

— Не выходила.

Лоренц выругался сквозь зубы и направился к её дому. Остальные потянулись за ним.

На крыльце стояла пустая кресло-качалка.

Дверь была приоткрыта. Внутри воняло чем-то древним, как сама земля под деревней.

Ильза сидела за столом, перед ней — бутыль мутной жидкости и единственная рюмка.

— А, пришли! — Она хрипло рассмеялась, поднимая рюмку. — Ну, заходите, провожайте старуху!

— Ты что, не идёшь? — Лира выскочила вперёд, её глаза округлились.

Ильза отхлебнула. Сморщилась. Ухмыльнулась:

— А зачем? Тут мой дом. Тут мои корни.

Она провела ладонью по столу, по дереву, которое помнило её молодость.

— Да и за добром кто-то присмотреть должен.

— Какое добро?! — Брант ударил кулаком в косяк. — Железномордые сожгут всё дотла!

— Пусть пробуют. — В глазах Ильзы вспыхнуло что-то острое. — Я ещё не настолько стара, чтобы не угостить их огнём покрепче ихнего.

— Бабушка готовилась, — прошептала Лира.

— Всю жизнь готовилась, — поправила Ильза и налила ещё. — А теперь идите. Долгих проводов не люблю.

— Старуху невозможно переубедить — перешептывались люди и постепенно расходились.

Все, кроме Гефеста.

Он стоял в дверях, его металлические пальцы сжимали косяк.

— Ты хочешь умереть?

— Мне уже давно пора на тот свет. — Она не взглянула. — Что сегодня. Что завтра. Что когда-нибудь.

— Никто не заслуживает смерти. Жизнь слишком ценная, чтобы вот так её ломать!

Старуха на мгновенье посмотрела на Гефеста удивлёнными глазами, потом махнула рукой, будто отгоняя муху. — Иди уже, железный болван. Пока не покрошила тебя на металлолом.

Гефест замер на секунду.

Потом кивнул — так, как делают люди.

И ушел.

Дым из трубы вился густыми клубами, смешиваясь с вечерним туманом. Может, старуха просто решила согреться перед долгой ночью?

Лесной краулер содрогнулся, выпустив клуб пара. Шипящие поршни напряглись, колеса с шипами провернулись, вгрызаясь в подтаявший снег. Ветвистый Крест оставался позади — пустые глазницы окон, покосившиеся заборы. Лира, прижавшись к отцу, не сводила глаз с удаляющихся крыш, пока они не растворились в серой мгле.

Мороз крепчал. Воздух звенел, как натянутая струна. Небо почернело — ни звезд, ни луны, только удушающая тьма.

Ильза сидела на крыльце, закутанная в прожженный тулуп. В руках — та самая спиральная пружина, что она закапывала каждую весну. Теперь старуха перебирала её пальцами, словно чётки.

Качалка скрипела монотонно:

— Раз. Два. Три!

Встроенные шестерни хрипло напевали забытую мелодию. Десять качаний — пинок сапогом и снова:

— Раз. Два. Три!

Ветер трепал седые пряди, но старуха не дрожала. В руке — бутылка и взгляд — в темноту.

Сначала был только ветер.

Потом — металлический скрежет.

Из-за угла сарая выполз первый.

Из-под снега — второй.

Из-за дерева — третий.

Целая процессия безликих теней поворачивала головы к крыльцу.

— Я вас не звала! — Ильза швырнула пружину под ноги одному Железномордому.

Он шагнул вперед, его голосовой модулятор захлебывался на морозе:

— ДЕКРЕТ № 47-Б. ПРИКАЗ ЛОР… ДА-КОНСТРУКТОРА...ВОЗРАДУЙТЕСЬ…. ОТКРОВЕНИЕ БЛИЗКО!

Его пневматическая винтовка взвела механизм с жутким лязгом — ребристый цилиндр резервуара набух, манометр дернулся, клапаны зашипели.

Выстрел!

Но Железномордый рухнул первым — с дымящейся дырой во лбу.

Ильза ухмыльнулась, вытаскивая из-под одеяла дробовик с переплетенными стволами и паровым компрессором на прикладе.

— В очередь, сукины дети!!!

Грохот.

Второй Железномордый разлетелся на части — шестерни, пружины и масляные трубки разбрызгались по снегу, как внутренности живого существа.

Третий потерял голову — его линзы взорвались осколками, корпус замертво рухнул, судорожно дергая конечностями.

Но они всё шли и шли.

Без эмоций. Без страха. Без сожаления.

Четвёртый уже был на крыльце, когда дробовик