— Ты изменился. Не только снаружи. — Он покачал головой, выбивая пепел из трубки. — Ответов у меня нет. Но я скажу, откуда ты меня знаешь.

Ветер шевельнул сухие стебли травы, торчащие из снега.

— Во время Великой Очистки... — Лоренц замолк, его пальцы сжали трубку. — Я прятал людей в лесах. Тогда я и нашел оранжерею с маленьким домиком. А в оранжерее люк, под которым — настоящая мастерская. Люди ушли оттуда, бросив все записи и работу... Кто-то ушел в Небесный Утёс, а кто-то в южные земли.

Гефест замер. В его памяти вспыхнули обрывки образов — стены, запах эфира, боль... Он не понимал, были ли это его воспоминания или просто сбой в системе.

— А ещё там был Железноликий. К нему тянулись шланги…. В которых засохла человеческая кровь... — Лоренц провел рукой по лицу. — Я хотел все сжечь. Но услышал жужжание. Железноликий шевелился… Этим Железноликим был ты.

Луна вышла из-за облаков, осветив металлическое лицо Гефеста. На нем не было выражения, но в положении головы, в наклоне корпуса читалось напряженное внимание.

— Я поправил тебя кое-как. Я же врач, а не механик. — Он усмехнулся. — Ты тогда повторял цифры. Как заведенный. Думал, ты скоро развалишься.

Гефест поднял руку, разглядывая свои металлические пальцы в лунном свете.

— Эти цифры... — его голосовой модулятор выдал необычную модуляцию. — Ты помнишь их?

Лоренц задумался. Филин прокричал в лесу.

— Сорок два. Двадцать три. Шестнадцать. Черт их вспомнит… — произнес он наконец. — Как коды какие-то…

Внутри Гефеста что-то щелкнуло. Оптические линзы резко сузились.

— Как координаты, — прошептал он. — Южные земли...

Гефест замер, осмысливая слова Лоренца.

Ночь сгущалась над деревней, когда Лоренц, тяжело вздохнув, опустил голову. Его жилистая рука бессильно махнула в воздухе, словно отгоняя назойливую мошкару.

— Ладно... — прохрипел он, и в его голосе слышалась усталость целой эпохи. — Переночуйте пока. Завтра... завтра пусть решают все.

Дверь с грохотом распахнулась, выплеснув в ночь поток теплого света и запаха перебродившего зерна. На пороге, еле держась на ногах, покачивалась Руби. Ее волосы представляли собой бурную копну, а румянец расползался по щекам, как чернильное пятно. Она обхватила Яна за шею с такой силой, что бедняга покраснел до корней волос.

— Этот... этот милый молодой человек... — ее голос прерывался пьяной икотой, — был так лю-любезен... и решил... — новый приступ смеха сотряс ее тело.

Ян, напряженно улыбаясь, обратился к Лоренцу:

—Дядя Лорен... я провожу мисс Картер до ее комнаты.

Лоренц даже не взглянул на них, лишь махнул рукой в знак согласия. В окне кухни появилась Марта, ее лицо было темнее грозовой тучи. Полотенце на плече напоминало дуэльную перчатку.

— И чтобы мигом потом сюда! — прогремел ее голос. — Мальчишки...

Руби, все ещё давясь смехом, повела Янa в темноту, ее ноги заплетались, а каблуки то и дело вязли в рыхлом снегу. Их фигуры медленно растворялись в ночи, пока последние отголоски хохота не слились с шепотом ветра. В воздухе остался лишь призрачный шлейф духов, пороха и чего-то запретно-пряного.

Лоренц лишь хмыкнул, не отрывая глаз от призрачных огней на горизонте — тех, что на мгновение тревожно вспыхнули и погасли.

Глава 27. Пробуждение

Утро выдалось неожиданно мягким. Снег слегка подтаял за ночь, превратившись в сырую кашу под ногами. А солнце, бледное и нерешительное, пробивалось сквозь пелену облаков, не в силах прогреть озябшую землю.

Ян уже третий раз за утро случайно проходил мимо дома, где ночевала Руби. Он нервно поправлял воротник выглаженной рубахи и ежился от колючего ветра, будто готовился к важной встрече, а не к тому, чтобы украдкой подглядывать за ней.

Улисс пробил в бочке небольшую прорубь и зачерпнул пригоршню ледяной воды. Он с силой окатил лицо, и резкий холод мгновенно пробежал мурашками по коже, заставив вздрогнуть. Вдруг за его спиной раздался хруст по мокрому снегу.

— Ну что, выспался? — хриплый голос прозвучал так, будто его пропустили через терку.

Улисс обернулся, вытирая лицо рукавом. Перед ним стоял Брант. Он как будто стал ещё крепче и суровее.

— Выглядишь хуже, чем в прошлый раз, — Его глаза, узкие и проницательные, изучали Улисса с привычным недоверием.

Из-за широкой спины отца выглянула Лира. Девочка вытянулась за полгода, но сохранила ту же озорную искру в глазах. — Ты снова притащил нам неприятности? — спросила она прямо, как в тот раз, когда интересовалась его отсутствующими пальцами.

Прежде чем Улисс успел ответить, воздух взорвался звонким смехом. — Да вы тут все как на иголках! — Руби, свежая и бодрая, словно не прикасалась к алкоголю накануне, грациозно приближалась, поправляя корсет. За ней, как тень, семенил Ян, его лицо пылало ярче утренней зари.

— Мисс Картер просто... вышла подышать! — торопливо пояснил он.

Брант лишь фыркнул, и из его ноздрей вырвалось два облачка пара.

У дальних домов начинали копошиться люди. Жители потихоньку собирались, детишки с любопытством толпились поодаль, перешёптываясь и показывая пальцами на чужих.

Когда из-за угла появилась Ильза, в воздухе запахло крепким самогоном и мятой. Старуха, прижимая бутыль с мутной жидкостью, окинула всех насмешливым взглядом. — Совещание будет или как? Мне ещё мозоли отпаривать! — Вдруг её взгляд упал на Гефеста. — А это ещё что за железный урод?

— Это Гефест, — пояснил Улисс, — Он свой!

Брант оценил Железноликого, затем плюнул в его направлении. Плевок шлёпнулся на серый снег в сантиметре от металлической ступни.

Лоренц ударил костяшками по старой медной кастрюле, висевшей у крыльца. Звук разнесся по деревне, как паровой гудок на фабрике.

От удара отвалился кусок патины, обнажив блестящую трещину. — Решайте — крикнул он.

Толпа зашевелилась, как муравейник, тронутый палкой.

Загудела.

Голоса перекрывали друг друга:

— Нужно уходить! — крикнула рыжеволосая женщина с младенцем на руках. Ее медные серьги звякнули, словно крошечные колокольчики.

— Бабы! Вам бы только прятаться! — парировал мужчина с топором за поясом. — Тут наше место!

Брант переступил с ноги на ногу, его пальцы нервно сжимались в кулаки. — Я за свою семью могу постоять. А эти пусть валят!

— Наваляем железякам! — внезапно закричала Лира, указывая на Улисса. Её детский голос дрожал от возмущения. — ее голосок звенел, как разбитое стекло. — Струсили?