— Окей. Хорошо, — кивал я. — Ну у вас здесь и энергетика. Мрачноватая.

— А что с энергетикой? Свет есть. В больнице никаких перебоев.

— Я имею в виду, общую атмосферу.

Врач, или шутил, или реально не понимал переносного значения моих фраз.

— Летом здесь симпатичнее. Фасад обещают отремонтировать. Пока только обещают. Или у вас какая-то скрытая тревога? Часто такое? Утром или ближе к ночи?

— Пойдемте. Простынем. Ветрище, — Саня прервал наш диалог и первым направился к входу. — А вы все «жигули» свои не меняете?

— Нет. Я «семерку» знаю. Собрать и разобрать ее сам могу. Не хочу никаких перемен. Их и так слишком много. Вчера письма друг другу писали, сегодня — голосовые записываем. Позавчера я от руки документы заполнял, завтра… А завтра мне силой мысли рецепты выписывать заставят. Как здесь в здравом рассудке остаться? А так у меня есть гараж и повод в него ходить. Особенно когда жена квартиру генералит.

— Прогресс — это же неплохо! — вставил я пять копеек, смотря на пошарпанный ВАЗ 2107 в правом углу парковки.

— Не спорю, — открывая дверь и запуская нас первыми, согласился врач. — Но где предел развития общества и начало его деградации? Как говорится, все яд и все лекарство. Главное — дозировка.

— Хорошая мысль, шэф! — щелкнул пальцами Саня. — Представляю, сколько вы оба видели необычных людей.

— Почему необычных? — воспротивился врач. — Вполне себе обычных людей я вижу всю свою жизнь. Просто, понимаете, товарищи, у кого генетика, у кого стресс. Другие заболевают из-за успеха. Не только же огонь и вода убивают. Медные трубы, например. Невозможность до них дотянуться, кстати говоря. Есть группы риска, да. Но, честно говоря, психиатрическая лечебница открыта для всех. Заходите, мы вам рады!

Мы шли по холлу больницы. Врач кивнул охраннику, тот кивнул нам и вновь уткнулся в смартфон. В регистратуре копошились две женщины, не обращая никакого внимания на нас. Подсобка. Протянутая рука с двумя пожелтевшими халатами.

— Куртки давайте сюда. Закрою на ключ. А вообще, природу всех болезней пока не понять, — продолжил рефлексировать Андрей Леонидович. — Надо ли? Представляете, если мы сможем классифицировать все природные явления, человеческие, простите, заскоки. Это же что будет? Планета больных?

— Получается так! Уже! — согласился я.

Мне нравился Андрей Леонидович. И все, о чем он философствовал, было мне понятно и предельно близко.

— Вот вы на входе сказали про «энергетику». Я специально вас подколол, хотя прекрасно понимал, о чем речь. Никакой энергетики у больницы нет. Это просто старое советское здание, которому срочно требуется ремонт. Вокруг него необлагороженный пустырь с розой ветров, на парковке — мое корыто на колесах. Какой вывод сделает человек? Скверное место, еще и с душевнобольными.

— Четко, шеф, четко раскладываешь! — Саня шел в каком-то непонятном мне приподнятом настроении.

Между первым и вторым этажами пахло кашей. Я не особый спец, но вроде бы рисовой. Запах, как в школьной столовке или в детском саду. И вкусно, и почему-то противно.

— Друзья. Третий этаж. Мы почти пришли. Сразу скажу, у нас здесь не тюрьма, но некоторых пациентов мы держим взаперти. Для нашей безопасности и для их тоже. Просьба вести себя тише. Саша, ты остаешься здесь. В отделение пойдем только мы вдвоем.

— Да без проблем, чо. Меньше общаешься с психами, здоровее будешь, — отреагировал он.

— Это как посмотреть. В больнице мы диагнозы людей знаем, а за ее стенами — нет. Кто сидит рядом с вами в автобусе? Кто идет за вами в подъезд? Я бы провел психиатрическую диспансеризацию. Перепись населения, так сказать.

— У вас прямо все палаты заполнены? — я машинально переключился на шепот.

— Конечно, нет. Сезонно. И еще. Сдайте ваш телефон, пожалуйста, мне. Я не буду проверять вас на скрытые камеры, записывающие устройства. Надеюсь на благоразумие и честь. Вы в гостях и ведите себя подобающие, — протянув открытую ладонь, попросил Андрей Леонидович.

Пластиковая дверь с исцарапанным стеклом открылась, и мы шагнули в отделение. Дежурная медсестра вскочила по стойке смирно.

— Оля, поприветствуй гостей. Это по замене коек. Я рассказывал.

Мне улыбнулись, улыбнулся и я, шепотом спросив:

— Здесь буйные? Или как правильно сказать?

— Что вы. Мы же не тюрьма, — ухмыльнулся врач. — В левом крыле третьего этажа у нас, скорее, необычные. Скоро сами с ней поговорите. Местная Сара Конор, если смотрели «терминатора». Хотя, как мне рассказывал Александр, вы много чудаков повидали. Наша целевая аудитория.

— Было дело.

— В конце коридора. Пока идем, скажите, вам — атеисту, быть может, агностику, тоже скучно жить?

— В смысле?

— Понимать, что нет никаких чудес, инопланетян, приведений, — пояснил врач. — И смысла жизни. Мы просто существуем и делаем свое существование чуточку комфортнее. И то не все.

— Я об этом не думал. Тлен, да, бывает, славливаю. Типа там: что дальше, что делать, зачем живем?

— Вот и у меня — находит. Или уже нашло. А ведь им проще: верить в силу заговоров, надеяться на рай и бояться ада, уповать на перерождение и лучшую жизнь в новом дивном мире. Ах, романтики, мечтатели. Завидую. Хоть какая-то надежда, хоть какая-то подвешенная морковка перед носом для нас — одиноких осликов Иа на большой планете равнодушия. А во что верить мне? Жизнь утекает. Мы почти пришли.

День 3.3.1

Кто не стоял в планке, тот не догадывается, как долго может тянуться минута; кто не ждал встречи с женщиной-пришельцем у палаты в психбольнице, тот, наверное, знает, чем занять себя ранним утром. А мне черный юмор и цинизм заменяет альпинизм!

Сплюнул кусочек откушенного ногтя. Я ждал… ждал, когда наконец-то откроется дверь и появится она.

— Вам решать, как относиться к ее словам, —