— Ты не можешь прочитать схему? — Вопрос Гефеста повис в воздухе. Улисс вздрогнул.

— Она древнее Империи, Гефест...

— А твои друзья? Смогли бы? Если бы...

Тоска нахлынула — тяжёлая, густая, как дым. Улисс сжал угольный обломок так, что чёрная пыль въелась в кожу.

— Маргарет... — его голос треснул, как пересохшая кожа. — Она бы попыталась.

Он никогда не говорил о ней. Не смел.

— Она видела мир... иначе. — Пальцы сами собой вывели на стене знакомый контур — как будто профиль её лица. — Говорила, что технологии должны освобождать, а не заковывать в цепи.

Голос сорвался. Вспомнились её руки, испачканные в чернилах, как она прикусывала нижнюю губу, когда вычисления не сходились.

— Инквизиция дала ей выбор: назвать сообщников или взойти на эшафот. Она выбрала... — Ком в горле перекрыл дыхание. — А я... я даже не смог продолжить её работу.

Гефест слушал. Его оптические линзы то сужались, то расширялись.

Когда Улисс замолчал, Железноликий издал странный звук — не механический скрежет, а что-то похожее на вздох.

— Я не помню, сколько ухаживал за сухими розами. — Пауза. Шестерёнки перещёлкнули. — Пока не появился друг, который дал мне новую цель.

Латунная рука неловко протянулась, замерла в воздухе, затем опустилась на плечо Улисса. Тот поражённо смотрел на Гефеста, застыв в оцепенении. Внезапно до него дошло: перед ним не просто Железноликий. Перед ним — вопиющее нарушение всех догм Паровой Инквизиции. Кто-то (или что-то) научил его... подражать человеку. Или — что страшнее — он развил это качество самостоятельно. — Ты умеешь быть другом. Значит, сможешь и это.

За окном завыл гудок паровоза. А где-то начинался новый прекрасный день.

Глава 15. Не трогай Буббу

Улисс вытащил из-под дивана жестяную шкатулку с выгравированными шестеренками. Внутри, среди медяков — четвертаков и полпариков (последние стали ощутимо легче, правительство экономило на серебре) — лежало три паровых талера с профилем Первого догматика. Он набрал в пригоршню четвертаков, оценивая вес. Вроде бы на «особый» номер должно хватить.

Свет на улице резал глаза после полумрака квартиры. Гефеста пришлось оставить. Там куда он направлялся, механический компаньон мог бы просто заржаветь.

Цеховой квартал бурлил, как перегретый котел. Самоходные экипажи с фарами-глазами шипели на пешеходов, выпуская клубы пара из выхлопных труб. Железноликие грузчики с маркировкой торговой гильдии на корпусах перетаскивали ящики с деталями.

За мясной лавкой с витриной, заставленной банками "Соевого гуляша для рабочих" и "Угольных концентратов премиум-класса", Улисс свернул в узкую подворотню. Влажный воздух здесь пах медью и мочой.

Там, в полумраке, дорогу ему преградила странная пара. Старуха в безупречно накрахмаленном фартуке, скрипящем при каждом движении, с невозмутимым видом она выгуливала... лобстера. Членистоногое размером с собаку щелкало клешнями, в которых угадывались следы инженерной работы — титановые усилители, гидравлические приводы, даже что-то похожее на миниатюрную паровую пушку. Его панцирь был покрыт гравировкой — видимо, бабка не удержалась от украшательства.

— Не трогай Буббу, кусается! — хрипло предупредила старуха, дергая медную цепочку.

Лобстер издал звук, который сложно было описать — нечто среднее между шипением и визгом.

— Мне в «Котёл»! — выкрикнул Улисс, пятясь назад и описывая дугу вокруг существа. Улисс знал — где-то в подземельях эти создания до сих пор чистят канализационные трубы. И не все они столь безобидны. Особенно те, что потеряли хозяев... или сменили их по собственному выбору.

Здание "Котла" стояло, как брошенная паровая турбина, заросшая городской копотью. Его зеленые керамические плиты, некогда блестящие, теперь покрылись сетью трещин, сквозь которые сочился конденсат. Скругленные углы напоминали заклепки гигантского котла, а узкие окна с матовыми стеклами слепо отражали тусклый свет газовых фонарей.

Из стен доносилось глухое бульканье.

Улисс подошел к узкому окошку, затянутому решеткой с замысловатым узором.

Постучал.

Никто не открыл.

Потом ещё раз.

— По голове себе постучи! — раздался сиплый голос изнутри.

Окошко открылось, выпустив облако пара. Пышная краснощёкая женщина оценивающе посмотрела на него.

— Один люкс. — Улисс протянул четвертак.

— Один полупар! — буркнула женщина.

— Подорожало?

В ответ — лишь тяжёлый взгляд. Улисс добавил ещё монету.

— Молодой человек, мыло душистое брать будете? — она достала кусок розоватого мыла с рисунком бобра.

Вспомнились слова Яна у болота: "А из жира — мыло... ".

— Пожалуй, сегодня без мыла.

Женщина брезгливо сморщилась:

— Жмот какой-то… Двадцать четыре!

Окошко захлопнулось.

Коридор бани дышал жаром. По стенам бежали капли конденсата, где-то шипел протекающий клапан. На огромной паровой магистрали под потолком, висел термометр со стрелкой в красной зоне – четыреста пятьдесят один градус по Фаренгейту.

Дверь люкса номер двадцать четыре поприветствовала его скрипом ржавых петель.

Пар рассеялся, обнажив камеру, больше похожую на машинное отделение, чем на банное помещение.

В углу стояла механическая стиральная машина – чугунная неваляшка с паровым приводом, её медные трубки пульсировали, как вены. Рядом — душевая кабина с латунными форсунками, а в центре — ванна из полированной нержавеющей стали, оснащенная рычагами и манометрами, словно снятыми с локомотива.

На стене висела инструкция, выгравированная на потускневшей латунной пластине:

ПОРЯДОК ДЕЙСТВИЙ

1. Красный рычаг — ПАР (не более 5 минут)

2. Синий рычаг — ВОДА (только после звонка)

3. Зеленый рычаг — СУШКА (опасно: горячо)

Улисс сбросил одежду, пропитанную потом, гарью и страхом. Его тело было покрыто синяками, как карта забытых сражений. Он швырнул вещи в нутро стиральной машины и дернул цепь запуска.

Машина взревела, затряслась, из ее боков повалил пар.

Под душем вода ударила с такой силой, что чуть не сбила с ног. Горячие струи смешались с паром, смывая с кожи не только грязь, но и усталость последних дней. Он старался держать левую руку вне воды и стоял, закрыв глаза, пока кожа на правой не покраснела, а пальцы не сморщились.

Когда прозвенел сигнальный колокол, он повернул синий рычаг. Ледяная вода обрушилась на него, заставив вскрикнуть.

Одежда из машины была почти сухой и обжигающе горячей. Он натянул её на влажное тело — неприятно, но терпимо.

А потом — главное.

Стиральная машина скрипела и протестовала, но он сдвинул её в сторону. Плита под ней действительно шаталась. Он поддел её ногтями — и она отошла с глухим стуком. В нише лежал свёрток, обёрнутый в кожу.

Улисс усмехнулся. «Котел" выполнил свою функцию.