— А солдаты лордам зачем? Хай не только на стенах шаркают и мзду собирают.

— Отправить их на зачистку логова? — ехидно спросил я, на что мужик кивнул даже не думая. — И выплачивать компенсацию семьям погибших. Твой город бы точно разорился. В том и суть авантюристов, — я махнул рукой на Консерву, — что лорд и город от их смерти ничего не теряют. Как один авантюрист однажды выразился: «Нашим братом каждую жопу затыкают».

— Так и чего в авантюристы прут? Наёмничество, вот самое оно, — мужик вожделенно облизнул губы, а подошедшая супруга обхватила его за талию.

— Что наёмничество, что авантюризм — одна дорога, — сказал я, намекая, что судьба у всех практически одноразовая. Мужик усмехнулся, но закивал.

Лагерь разбили недалеко от дороги, чтобы из груды разбитых телег натаскать пригодных к кострам деревяшек. Извозчики ухаживали за лошадьми, женщина с Консервой обустраивали лагерь, а мы с мужиком вёдрами вычерпывали воду из бочек. Ближайший ручей в двух часах, слишком далеко, поэтому воду предусмотрительно везли с собой из Трайска.

Вечерело, солнце практически скрылось за горизонтом. В костре потрескивали деревяшки с остовов телег и куски валежника, языки пламени щекотали котелок с травяным взваром. Мы сидели кругом у костра. Мужик с женой, двумя извозчиками и одним бойцом Ганзы слушали историю второго бойца. Он по молодости в ватаге наёмников служил и в одной из битв изловчился метнуть топор и сбить всадника с лошади.

Рядом со мной сидела девочка, сбоку от неё Консерва. Последняя с интересом слушала историю бойца, тихонько и тоскливо вздыхая. Девочка же как съела свою порцию, так продолжила играться с куклой, хотя играми это назвать сложно: она либо прижимала её к себе и убаюкивала, либо аккуратно пальчиками брала за каждую руку и подолгу любовалась. Малышка не пыталась покормить куклу или как-то по-другому играть с ней, но это не удивительно. Ей уже одиннадцать лет, да и вряд ли она знает, как играют другие дети, чтобы следовать их примеру.

Девочка в очередной раз прижала куклу к груди и сладко зевнула. Я показал ей на палатку, предоставленную Ганзой специально для нынешнего предприятия. В палатке лежало два спальника. Девочка замотала головой, но вскоре отправилась к палатке, услышав, что я скоро подойду. Без меня это мелкое наказание не заснёт, но хотя бы полчаса на себя я выкрою.

— Как вы вообще добирались с этим существом, добродушный господин? — мурлыкнула женщина.

— Вполне сносно, если ты спрашиваешь про её поведение в дороге.

— На тебя должны были напасть. В первой же деревне, — мужик с вечным волчьим оскалом потряс поленом, показывая на меня, прежде чем подбросить его в костёр. — Ксат с… этим существом.

— Вторую пару рук никто не видел, а золото — прекрасная затычка для рта.

— Некоторым золота не надо, добродушный господин, — женщина кокетливо провела подушечкой пальца по шее. — Я удивилась вашему рассказу, тогда, в начале осени, когда мы встретились. Вы же с этим существом не в первый раз пешком шли. Ксат с рабыней, выглядящей как маленькая девочка. Вы не боялись? Многие бы захотели вашей крови.

— Я знаю отличные способы отбить подобные желания, — я перевёл взгляд на посох. Как и всегда, я держал его прислонённым к левому плечу. Сейчас это всё ещё старый посох, ему осталось чуть больше четырёхсот использований. А запасной лежит в повозке, вместе со всеми необходимыми вещами.

— То есть, держишь эту специально? — мужик с волчьим оскалом мотнул головой в сторону моей палатки. Я с вопросом во взгляде посмотрел на нутона. — Рядом с собой держишь специально. Ну, других злить. Нам-то плевать, мы к твоим странностям привычны. А другие разумные… это существо их взбесит.

— Только если увидят вторую пару рук.

— Мы помним, добродушный господин, — мурлыкнула женщина. — Вы тогда к городу пришли, а это было одето в обычную куртку. Прятало свою «особенность». С виду кажется, что у ксата в рабах обычная девочка из тёмных эльфов.

— Без обид, — сквозь оскал процедил мужик. — Не знай я тебя, и встреть с этим существом на диких землях, то прирезал бы.

— Мы никогда не слышали, чтобы ксат без каравана из города выходил. А тут добродушный господин с… этим, — женщина покосилась на мою палатку. Девочка сейчас валялась в своём спальнике, прижимая к груди куклу.

— Просто держу её рядом. Какая-то привычка.

— Просто так? — на вопрос мужика я ответил коротким кивком. — Серьёзно? А то я череп чешу, на кой ляд оно рядом с тобой. Ну… плевать, что оно из этих. Но рабский ошейник. Рабов близко не держат. Отдельно ж едят и спят. Твоя Утара иная, — мужик кивнул в сторону Консервы. — Авантюрист же, считай, равная нам. А… ну, с этой…

— Если в другой компании добродушный господин сядет с рабом за общий стол, то его не поймут, — женщина кокетливо подмигнула мне.

— Были компании, которые всё поняли, — возразил я.

— Значит, ты им был важен. А нашему брату плевать на всё, — мужик перевёл взгляд с моего лица на гримуар и обратно, чтобы кивнуть в сторону запада. — Там бы тебе осторожней быть.

— Где это «там»?

— Куда ты прёшь. У Собора этого, Всеобщей Церкви. Там война.

— И какого, спрашивается, я узнаю об этом только сейчас? — гневно произнёс я, уставившись на Консерву. Та вдавила голову в плечи.

— Простите, господин, я ничего не видела такого. Не знаю о войне.

— Да как же не знаешь? А объявления с набором в ватаги? В каждой гильдии висят, — удивлённо произнесла женщина, а сидевшие караванщики и бойцы многозначительно переглянулись.

— Тебе сколько лет? — настороженно прищурился мужик.

— Двадцать, — ответила Консерва и робко добавила, что была невольницей в академии.

— Жизни не знаешь, — глумливо усмехнулся нутон, а остальные не сдержали в себе смешков.