Если резервная копия окажется жизнеспособной, она сможет просто переписать существующего Актеона. Заменить его старой, неповрежденной версией. Если эксперимент провалится – просто удалит копию, и хуже не будет… Все, о чем она могла думать, – о том, как все может пойти не так.

Копия может оказаться такой же испорченной, как и оригинал. А может, копия откажется отключиться и попытается захватить корабль. Может, Актеон будет вести себя абсолютно доброжелательно, а потом, когда она меньше всего этого ожидает, откроет все шлюзы и выпустит воздух в космос, пока она не задохнется и не умрет.

Звезды на кончиках оленьих рогов все еще мерцали.

Еще можно выдернуть вилку из розетки, вырвать все кабели и отказаться от этой затеи. Попробовать что-то другое.

Нет. Нет, она доведет дело до конца.

– Загрузка завершена. Количество ошибок в пределах допустимых параметров, – произнес олень. – Я перезапущу себя вне режима безопасности. Пожалуйста, подождите немного.

– Конечно, я просто…

Олень исчез, но лишь на долю секунды.

Когда он вернулся, то выглядел точно так же, только глаза были ярко-красными и он кричал – мучительным электронным воем, который не смог бы издать ни один настоящий олень.

Звук грозил разорвать барабанные перепонки Петровой – он все нарастал и нарастал, царапая, проникая в ее голову. Петрова перекатилась набок, на пол, зажимая уши, глаза, виски.

У оленя выросла пятая нога, а затем он оторвал ее собственными зубами. Рога росли и ветвились, разлетаясь во все стороны, и звезды на их остриях горели все ярче.

Крики не прекращались.

Петрова пыталась перекричать его, пыталась потребовать, чтобы он прекратил, чтобы он просто умер, чтобы он умер, чтобы он убил себя, уничтожил себя.

Она ударила по одному из чипсетов. Кабели выскочили из гнезд. Этого будет достаточно – должно быть достаточно, – она разрушила сеть… но…

Олень сделал шаг к ней. Клыки заполнили его пасть. Морда вертикально раздвоилась, как будто у нее было четыре сжимающиеся губы, затем снова раздвоилась, разделившись на восемь челюстей, шестнадцать. Глаза впились в нее как лазеры. С его боков капала пена, злая черная пена, которая собиралась на полу в кучки мерзкой грязи.

Из сотни глаз вырывался красный свет, красный свет, который она узнавала, красный свет… красный… красный… красный… как свет в бункере Джейсона Шмидта, такой же красный, такой же…

Она подумала о мальчике-аватаре, о том, что было на Ганимеде… о том, что он хотел, чтобы она посмотрела, увидела его, взглянула на него и… и…

Что бы произошло? Что бы случилось, если бы она посмотрела? Это был тот самый красный свет, и он словно прожигал ее сетчатку, прокладывал путь в мозг…

– Нечистота, – сказал олень. Крики не прекращались, но она слышала его, слышала его мысли в своей голове. – Нечистота. Убийство. Нечистота. Милосердие. Сквернословие. Нечистота. Нечистота. Убить.

Петрова закричала в ответ на дикую какофонию оленьих воплей, закричала и подняла руки, пытаясь защитить лицо, когда сто челюстей оленя надвинулись на нее, как костлявые арки, как клетка из костей…

– Мерзость! Мерзость!

Внезапно раздался звук, очень похожий на выстрел. Раздался треск, словно корабль схватили гигантские руки и раскололи пополам.

Красный свет исчез.

Олень снова стал просто оленем. Его рога были не больше, чем до начала эксперимента, а челюсти – совершенно нормальные. Шея у него оказалась сломана. Именно этот треск она и услышала. Кто-то сломал ему шею одним резким движением. По крайней мере… именно такую визуальную метафору использовал аватар. Он передавал сообщение, но, как обычно, она не могла его понять.

Олень упал на колени, а затем рухнул на бок, его грудь вздымалась, когда он делал все более отчаянные вдохи. Глаза стали белыми, но больше не походили на жемчужины или драгоценные камни – теперь они казались затуманенными катарактой. Свет в них померк, и Петрова наблюдала, все еще парализованная ужасом.

Из пола поднялось голубоватое свечение и очень, очень медленно начало складываться в человеческую фигуру. Женщина с короткими волосами, одетая в униформу. Изображение становилось все четче, деталь за деталью. Женщина опустилась на колени рядом с оленем и положила одну руку ему на щеку, как бы утешая в последние мгновения жизни.

Затем олень исчез. Он просто перестал существовать. Свет, формировавший его голограмму, погас; осталась только женщина. Она медленно повернулась, и Петрова увидела ее лицо, аккуратно подстриженные волосы металлического оттенка, обрамлявшие ее патрицианские черты.

– Директор? Директор Лэнг?

38

Чжану снилось, что он плавает на дне одного из темных озер Титана. Он погружался не в воду, а в жидкий метан, достаточно холодный, чтобы заморозить кожу на человеческом теле. Чжан нырнул, пытаясь нащупать дно озера, намереваясь вытолкнуть себя наверх, из метана на свет.

Но оказалось, что озеро полно костей, человеческих костей. Его пальцы прошлись по глазницам и носовой полости разбитого черепа. Он запаниковал и едва не открыл рот, едва не испустил крик. Была ли она здесь? Среди всех этих костей – была ли Холли здесь?

Он должен найти ее. Нельзя оставить ее со всеми остальными. Он должен найти все, что от нее осталось, хоть что-то, за что можно ухватиться. Хоть что-то!

Он не мог дышать. Ему нужно было дышать. Его губы скривились, и из уголков рта вырвались жирные серебристые пузыри.

Он боролся, чтобы подняться, подняться к поверхности, пытался вырваться из черной тюрьмы озера, а потом… а потом…

Его глаза распахнулись. Тусклое голубое сияние заливало дальний конец крошечной комнаты. У изножья его кровати стояла женщина и презрительно смотрела на него.

На секунду ему показалось, что это Холли. Что она вернулась, что она злится. В ярости. Ему захотелось снова зажмурить глаза и вернуться в озеро костей, потому что это было бы лучше, чем если бы она так на него смотрела.

Потом женщина заговорила, и он понял, что это вовсе не Холли. Он содрогнулся от осознания того, что ему всего лишь приснился кошмар. Он изо всех сил старался сосредоточиться на том, что говорила женщина.

– Это записанное сообщение, – сказала она. – Не пытайтесь отвечать.

Чжан схватил одеяло и натянул его до самого рта. Тело все еще дрожало, будто от холода. Постепенно он взял себя в руки и глубоко вздохнул.

Женщина была одета в военную форму. На плече нашивка – видимо, женщина относится к командованию Надзора. Должно быть, это директор Лэнг. Начальница Петровой. Поразительно, какой хаос царит в его мозгу, что он принял