не могу позволить.
Микаэл поднял бровь и пожал плечами.
— Подчиняюсь вашей команде, Вождь клана. — Он порылся в бумагах на столе. — Нам надо подготовиться. Я рад, что Ефрим Центури на Алуне.
* * *
Ему хотелось есть, поэтому сконцентрироваться было очень трудно. Напротив него за столом сидела Дженни, растерянная, с красными распухшими глазами, что еще более усложняло ситуацию.
Уинн Форрест перевел взгляд с женщины на ее отца — лорда клана Иссика Хендерсена. Антипатия к этому человеку усиливала его физический дискомфорт.
Микаэл сидел рядом с Уинном за длинным, широким столом, которому было более ста лет. Брат сидел так близко, что касался рукавом руки Уинна. Вицекороль посмотрел за спину Микаэла и увидел, что тот еще и наклонил к нему свой стул, забирая энергию и силы у Уинна, возможно, даже и не подозревая об этом.
Верховный вождь был в возбужденном состоянии, неистовая энергия, присущая семье Форрест, вылилась у него наружу. В это утро он вытащил Уинна из его комнат, дав ему перед совещанием время, которого хватило только на то, чтобы взглянуть на заголовки докладов. Брат сыпал проклятиями и угрозами и приходил в дикую ярость из-за инцидента. Все это время Уинн пытался сосредоточиться на словах доклада.
Голова у него трещала от боли — спереди, за левым ухом, ближе к шее. В кабинете Микаэла было слишком жарко, и окна были закрыты толстыми голубыми шторами, вызывая клаустрофобию. Уинн откинулся на стуле, украдкой взглянув на Дженни. Она была тонкой, сухощавой и интересной. Симпатия к этой женщине болью отзывалась в нем, добавляясь к утреннему недомоганию. Он был готов продать свой титул за что-нибудь, что уничтожило бы чувство тошноты.
Микаэл просматривал доклад, не обращая внимание на судорожно дергающегося Иссика, поджатые, невероятно тонкие губы которого издавали при вздохе чмокающие звуки. У него была тяжелая нижняя челюсть, мягкий живот и дряблые руки. Тем не менее он воображал, что является великим воином. Единственное, что напоминало в нем военного, была слишком короткая стрижка, в которой его голова уже не очень нуждалась. Как могло такое чудо, как Дженни, вырасти из такого семени? А что она, между прочим, делает здесь, если она не была приглашена к Верховному вождю?
Микаэл поднял голову от папки на столе. Его глаза сощурились и превратились из карих в черные. Он коротко и шумно вздохнул, сверкнув глазами в сторону Хендерсена-Стюарта.
— Что ваша дочь делает здесь? — спросил он.
Вождь клана сложил руки на толстом животе.
— Дженни является моей единственной наследницей. Она должна знать то, что здесь происходит.
— Скажете ей позже. — Микаэл взглянул на женщину. Она опустила голову так, что ее глаза видели только стол, бумаги, но не хмурый взгляд Верховного вождя. — Вы свободны, леди.
— Я протестую! — взвизгнул Хендерсен-Стюарт. — Она присутствует здесь в качестве выбранного мной свидетеля. Вы не можете удалить ее. Я имею право на присутствующего с моей стороны.
— Ваш протест принимается к сведению, лорд Иссик, — сказал Микаэл. — Я не вызывал эту женщину. Повторяю, что вы свободны.
Дженни кивнула и встала из-за стола, не подняв взгляда на мужчин. Уинн смотрел, как она исчезает в дверном проеме, и сердце у него билось.
Микаэл пристально посмотрел на Хендерсена-Стюарта.
— Я приказывал, чтобы движение на Перлинианском Шельфе было ограничено, за исключением случаев, когда есть специальное разрешение вице-короля. А только что из моих собственных пунктов наблюдения сообщили, что получили SOS с фрегата «Горный Разведчик», записанного в ваших реестрах. Корабль, который не был подготовлен для полетов в четырнадцатом секторе. Что он делал там?
Хенденсен-Стюарт издал хрюкающий звук и начал говорить:
— Вы правы, вас ослушались, но в том, что случилось, нет моей прямой вины. — Он сделал паузу, театрально вздохнул и продолжал: — Мой сын Джеффри не обращал внимания на приказы, которые я издавал в своем клане. Он принял на себя командование без моего ведома. Когда я обнаружил это, было уже слишком поздно возвращать его, не создавая опасности для моего клана.
— Почему вы сразу не сообщили мне об этом инциденте? — спросил Уинн.
— Я не знал, что должен был докладывать вам, сэр, обо всем, что касается моей собственности и моих людей.
— Ты безмозглый дурак! — взревел Микаэл.
Этот рев заставил Уинна подпрыгнуть. Голова страшно заныла от резкого голоса брата.
Верховный вождь продолжал говорить сквозь стиснутые зубы:
— Вы знали о возможности вторжения бенаров, и ваше отношение ослабило безопасность Лиги.
Человек в мольбе распростер руки ладонями вверх.
— Я умоляю вас о прощении. Как я мог знать, что это окажется чем-то серьезным, а не очередной шалостью испорченного взрослого ребенка, который вернется домой самое большее через неделю, полный приключений и готовый понести наказание.
Микаэл молчал, но Уинну казалось, что мысленно он колотит этого человека.
Хендерсен-Стюарт снова вздохнул, нарушив тишину:
— Я потерял сына, и уже слишком поздно.
— Вы останетесь на Алуне до дальнейших распоряжений, — приказал Микаэл. — Я вас смещаю.
Хенденсен-Стюарт, поднимаясь, провез стулом по дубовому полу.
— Слушаюсь, мой Верховный вождь. — Он, переваливаясь, пошел к двери и оставил братьев одних.
Они долго молчали. Микаэл был озабочен, взгляд его остановился на стене, где висел портрет их отца.
— Иссик Хендерсен-Стюарт не был похож на человека, горюющего о смерти сына, — сказал, наконец, Уинн.
* * *
Два длинных дня. Был момент днем, когда Уинн думал, что свалится, но он преодолел себя и продолжал работать. Он испытал глубокие потрясения, те, что проникают прямо в жизненные центры. Чтобы расслабиться, ему нужны были медитация и покой. Но разве это было возможно? Он должен был установить связь с Арианной, а после этого он не сможет спать.
Уинн стоял на балконе своей комнаты. Был поздний вечер, туман стелился низко, превращая Алунатабор в желтое пятно. Город, построенный из песчаника, бетона и металла, был островом теплоты, удобно устроившимся по одну сторону Оларабской долины. Алунатабор был жарким и знойным, собирая тепло пустынного солнца. Даже когда ночами температура в окружающих горах была невысокой, от города шел пар. Узкие улицы утопали в кольцах клубящегося тумана, поднявшегося от вод Изумрудного озера.
В юности Уинн часто прогуливался по городу в сумерки, прислушиваясь к шумам уличных базаров и медленно заполнявшихся людьми гостиниц. Алунатабор был для него необыкновенно привлекательным. Он был как город Полусвета, пробравшийся в физическое пространство. Уинн посмотрел на небо, чтобы убедиться в его физическом существовании, и увидел картину, усеянную звездами и кольцами — драгоценными дарами Аньи.
Ветерок донес до него пение Шэмони, которым они приветствовали приход ночи. В сердце у него кольнуло, и