Создать флот, достаточный для путешествия в Млечный Путь, было непросто. Проект невероятный, столетиями бы реализовывался. Однако всё время общество не стояло на месте. В отсутствие внешнего врага, что происходит с жестокими Несогласными, а?
– Они становятся мягче? – неуверенно спросил Ланге.
– Нет! Они начинают изводить собственный народ. Жестокость, которая не находит выхода, порождает страдания народа. И спустя сотни поколений З’уул меняются – где-то внутри появляется то, что они всячески презирают. И вот однажды рождается кто-то, и не один, кто способен увидеть красоту не только в убийстве, ему становится интересно победить и на словах. Он не осознает, что уже не такой, как его предки, культура ещё сильна, но на него уже можно влиять.
– То есть Несогласные, которые побеждают, становятся в итоге ближе к Согласию за счёт внутреннего страдания? – Генрих ликовал. – И если они, победив, не станут больше воевать, то их природная жестокость приведёт к самоуправству среди своих, а это рано или поздно – к этическому развитию?
– Да, я так думаю, Генрих. – Пётр смаковал чай, умудрившись заварить его одной рукой. Сейчас, впервые высказав мысли вслух, он дополнительно убедился в логичности теории.
– Вы не представляете, как это важно! Мы включим ваши идеи в модель Хилл – Ланге, изменив все прогнозы! Я уже поставил задачу программистам попробовать внести в неё ту модель Вечного Пата, которую предложил, а новые факторы её только укрепят! – и Генрих подробно описал ему предложение создать Галактическую Ассамблею. Звучало здорово. Прямо-таки великолепно.
– Генрих, я отправлю вам все записи, это ещё сырая, но уже законченная книга. Используйте материалы, на здоровье! – воодушевлённо сказал он.
– А я пошлю в ответ свою гораздо более скромную, но в чём-то дополняющую вашу книгу монографию, где я исследую синдром появления Согласия у расы Тиенн, а также высказываю мысли про Ассамблею. Возможно, надо всё объединить в один труд. Если вы не против, конечно.
Оба были довольны, Григорьев чувствовал. А ещё ощущал, что где-то рядом находится весьма умиротворённый Сунил Кумари. Но было кое-что ещё, о чём он должен был сообщить Ланге.
– Генрих, теперь хочу соединить то, что я сказал про мысли Антона Лукьянова, и то, что я понял про Зоама Ват Лура, – стараясь придать голосу максимальную серьёзность, произнёс Пётр. – Учитывая, что поведение Предтечи выглядит как чья-то игра, и то, что Зоам Ват Лур играл со мной и всеми нами, не кажется ли вам, что за всеми событиями стоит именно он?..
* * *
С того самого момента, как Григорьев стал подозревать игру З’уул в событиях на Конкордии, он ни с кем не обсуждал это, кроме Генриха, который всё же не поверил в подобную возможность. Однако, когда Артура похитили, Пётр укрепился в своём мнении. Уже даже дураку было понятно, что бритва Оккама притупилась, и никакие Предтечи-морлоки тут не заправляют. Окончательно убедился в своей правоте он тогда, когда стало уже поздно что-то делать. Прямо перед ним, в круге света прожекторов, стоял Зоам Ват Лур собственной персоной и держал на прицеле Мари Нойманн. Радость от осознания собственной правоты не могла найти места в его сердце, полном тревог и опасений.
Он осознавал, что Зоам не отпустит Мари – для инопланетянина не было никакого смысла в этом. Равно как и выпускать Артура в капсуле. Полная чушь. Игра. Обман. Если кто-то поднимется на борт его корабля, то никогда не выйдет из него, не вернётся сюда. В лучшем случае погибнет, когда корабль уничтожат силы Согласия. В худшем – его ждут годы трудностей и пыток и, возможно, смерть в мучениях.
«Всё наладится, я обещаю. Я… я лично обещаю, что всё будет хорошо. Вы мне верите?» – сказал он вчера Рашми Патил-Кинг. А на что ты лично готов, Пётр, чтобы выполнить обещание? Кто ты? Мужчина – наследник блокадников из Ленинграда или старик-философ, умеющий только рассуждать о боли и страданиях, но не способный принять их?
«Цветок станет плодом, лишь когда согласится на увядание», – шепнул ему Кумари. Да, ты прав, друг.
– …Я? Учинить? – Зоам словно насмехался над словами гуру. – К чему мне это, дураки? Я мечтаю улететь от вас уже много лет, я вас не переношу, вы – наивные, самонадеянные глупцы. Тактик, вызывай корабль.
Нет, ты не мечтаешь улететь. Ты вынужден, тебя тянет долг. Но ты нашёл здесь больше, чем искал, Захар Лукин. Обрёл новый смысл. И чтобы доказать тебе это, Пётр Григорьев должен стать плодом, улетев с тобой.
«Бабочка, кружащая вокруг костра, может познать огонь и погибнуть, а может кружить всю ночь и погибнуть, так и не познав ничего», – снова сказал Сунил.
Правда, немало шансов, что даже если он уговорит Зоама взять его вместо Мари, то корабль собьют. Он не знает, кто будет решать, кто отдаёт приказ. Насколько важно не выпустить Зоама с планеты?
Он ведь отправил книгу Генриху. Он выполнил свою роль как цветок. Он стар и может уйти. Почему бы нет? И нужно не забывать, что он, Пётр Владимирович Григорьев, обещал Рашми, что всё будет хорошо.
«Мальчик играет, чтобы стать мужчиной. Мужчина играет, чтобы вспомнить мальчика», – неожиданно сказал гуру Кумари. К чему ты ведёшь, старый друг? К тому, что игра Зоама Ват Лура в одни ворота затянулась и пора бы вспомнить молодость и сделать ставку, меняя правила? Игра, где ставка – жизнь? Или много больше?
Так он рассуждал около получаса, и в итоге, как ему казалось, принял решение. Он тихо, держа Кумари за руку, подошёл поближе к Волкову, Чжоу, Кингу, Ламберу и Джессике Хилл. Те стояли тесным кружком, одни против Вселенной. Ложные боги? О нет, скорее – жертва тем самым богам. Богам, которых возвеличили в своих мыслях люди. Для большинства они – Герои, Легендарная Восьмёрка, и ради их восхождения на Олимп люди принесли в жертву настоящих Диму, Айка, Джесс, Мари, Раш, Мими, Криса, Шана. Простых ребят и девчонок, просто следовавших за мечтой.
– Пётр, а вы здесь… сюда зачем?.. – спросил Айк, неожиданно обернувшись к нему, словно услышав его мысли. Пришёл ли я сюда для того, чтобы помочь?
– Да, – ответил Пётр. – Я вот что хотел сказать… Слышал, Джессика говорила, что можно предложить Захару… Зоаму кого-то вместо Артура Уайта. Ну так вот, я готов. – Он чуть не поперхнулся, когда говорил это, слова не лезли из горла, но всё же мужчина в нём оказался сильнее.
– Пётр Владимирович, не надо, – протянул Дима, глядя ему в глаза. – Это моё место.
– Дима, – стараясь быть спокойнее и улыбаться,