почета колхозников! Я как раз изучал на ней список хозяйств, когда меня арестовали. Рядом не оказалось рояля, такое упущение, Аля! А сила амулетов и талисманов рано или поздно подходит к концу. Дальше – суд, клеймо на плече, Сибирь. Вой, когда мерзавец Самойлов с ласковой улыбочкой сообщил, что Тамару поместили в дом скорби. Так себе сказочка, правда? Допила бульон? Молодец…
Сколько дней прошло? Два или все-таки три?
Мы как будто застряли в беспамятстве, провалившись вдвоем в безвременье. Мне казалось, живем так несколько лет, приноравливаясь, учась понимать… Но увы, этот бред не обернулся идиллией. Когда я очнулась на четвертый день, здоровая, полная сил и энергии, как после долгого сладкого сна, в башне не оказалось Грига.
Ни отзвука, ни отголоска мелодии. Лишь на кухне пахло бульоном, а в ванной – ромашковой пеной.
Что ж, Григ меня не убил. Не забрал амулет, за которым охотился. Не причинил иного вреда. Попросту отлепил от подошвы, оборвав случайный недороман.
Хорошенько пострадать мне не дали.
Сначала по смартфону позвонил дирижер и устроил форменную головомойку. Отчего не выхожу на связь? Дома не ночую, пропускаю репы! Надоело играть в квартете? Ну так надо предупреждать! А вообще так дела не делаются, он заключил офигенский контракт, а где прикажете искать замену?
Дирижер орал минут десять, без перерыва на перекур, самозабвенно и радостно, как умеют лишь музыканты, дорвавшиеся до публики.
Я перебила поток красноречия, напомнив, что завтра идем на концерт слушать волшебные звуки Азии в Малом зале консерватории. И вообще, у меня погибла подруга, имею я право уйти в запой?
– Ты даже на похороны не пришла, – укорил сбавивший тон дирижер.
Не пришла, он подметил верно. Даже не знаю, кто Элен хоронил, наверное подручные Кондашова и сослуживцы из «Ленинградской». Не нашла в себе сил постоять над могилой той, кто пытался меня убить. Может, попозже, когда адаптируюсь и почувствую силу со-здания.
– До завтра. Встретимся у Чайковского. – Я торопливо нажала отбой, обрывая поток сочувственной мути, готовой излиться в перегруженный мозг.
Только я отложила смартфон и подумала о сытном завтраке – или ужине? или обеде? попробуй разберись на голодный желудок! – как затрезвонили в дверь.
Убежденная, что это Варвара, – кто еще мог проникнуть на тайный этаж, убедив гостиницу сдаться без боя? – я бездумно рванула створку.
За порогом топтался Обухов, и лишь по его ошалевшему взгляду и полезшим на лоб бровям осознала, что встречаю его нагая.
С диким грохотом хлопнув дверью перед рожей гардемарина, я побежала в спальню в поисках хоть какой-то одежды.
В коридоре скрипнуло, засквозило. Данила, прокашлявшись, робко спросил:
– Аль, можно войти?
– Входи уже, нечисть! – дозволила я, натягивая узкие джинсы.
– Если у тебя проблемы с одеждой, – снова поперхнулся гардемарин, – съездим в Сокольники, заберешь из квартиры… Клятая Изнанка! У тебя тут скелет!
Я вышла в коридор, отпинала Самойлова, и тот покорно свалил на балкон.
– Не смущайся, – ободрила я курсанта. – Кофе будешь? Я закажу, все равно собиралась поесть. Скелет – это ваш командор, иногда помогает мне по хозяйству. Сергей Самойлов, слыхал о таком? Я ведь докладывала Фролову. Покончил с собой в этой квартире, а тот свет не принимает, прикинь!
Обухов заказал себе кофе. С коньяком. Коньяку побольше. В принципе, можно обойтись без кофе, если коньяк хороший.
Я затребовала всякой снеди, вожделенный сладкий тортик и зеленый чай в пузатом фарфоровом чайничке. Вот так, поедая мясо, баклажанные рулетики и камамбер, я рассказала курсанту все, что хотела и что могла. Ни разу не вспомнила Грига, выдернула, как сорняк, из сердца. Зато предъявила полезный навык, призвав из гостиной скрипку.
Даня, если и беспокоился, быстро расслабился от коньяка и моего цветущего вида. Поддался чарам со-здания и слушал с искренним интересом о том, что все эти дни я провела в медитации. Как из музыки творила оружие по подобию драконового гуциня, чтобы бороться с нечистью на его территории.
Лишь иногда позволяла себе мимолетный взгляд в угол кухни.
Там, в неглубокой фаянсовой раковине, одиноко стояла кастрюлька, пахнущая куриным бульоном.
5
Как избавиться от несчастливой любви? Как забыть парня, которым грезишь вот уже три недели? Стереть образ роскошного мужика, оказавшегося вдруг маньяком, абьюзером и бессердечной тварью?
Разумеется, сходить на концерт в Московскую консерваторию!
Ну а что, если клин вышибают клином, то и музыкальные раны нужно лечить с помощью музыки. Окружить себя умелым сплетением звуков, положить разбитое сердце в исцеляющие потоки. Провалиться в волшебную сказку, уплыть по течению грез, бессмысленных фантазий, иллюзий, чтобы, вернувшись, переродиться в начале нотного стана. Сыграть мелодию жизни заново, в более мажорной тональности, проставляя presto над первым тактом.
В общем, все как обычно. Если мне плохо, все кругом обломалось, а жизнь, как напольное зеркало, в которое кинули кирпичом, раскололась на сотню осколков – я выбираю концерт. Причем из московского репертуара – самый необычный и экзотический, открывающий простор для фантазии.
Чтоб увлечься, сойти с ума, кинуться изучать и осваивать… В общем, нырнуть с головой, а когда кислород закончится – какая любовь? к кому?
А тут – прям идеально совпало. И повод, и концерт, и экзотика. Хотя китайская классика, как назло, отсылала меня к дракону. А от дракона по плавной дуге мысль возвращалась к Григу, и случалась яркая вспышка от короткого замыкания. Перегруз, фатальная ошибка системы.
Вот как исхитряюсь в любых обстоятельствах вляпаться в водевиль?
А тут еще названия улиц! Раньше не обращала внимания, но теперь взгляд цепляется намертво в знакомые имена. Рядом с концертным залом вдруг проявился из тени Брюсов переулок! А чуть подальше – Вознесенский переулок, с ума сойти. Кто так заплел все тропинки и ниточки, что, гуляя по разным районам Москвы, я натыкалась на кусочки истории, в которую меня окунули? Кто выдумал этот безумный квест?
Мой любимый квартет во главе с дирижером оживленно махал руками из-под памятника Чайковскому. Бронзовый композитор был ровесником гостиницы «Ленинградская» и большинства высоток, отлитый в 1954 году по проекту скульптора Веры Мухиной. Одной рукой Петр Ильич записывал ноты в тетрадь на пюпитре, а другой задавал нужный ритм звучания. Мухина не дожила до открытия, мотаясь по разным инстанциям, пытаясь достучаться до Сталина, и ее проект завершили другие. А скольких студентов он вдохновил! Сколько у памятника назначалось свиданий, собиралось и распадалось групп, сколько замыслов и молитв услышал бронзовый композитор! Когда-то и я бежала к Чайковскому, опаздывая на полчаса, а злой Лешка бродил вдоль решеток с букетом…
Ну вот, опять занесло не в ту степь.