Полине стало жарко в низу живота, стоило вспомнить о недавних ласках. А она, дура, еще выкаблучивалась, строила из себя монашку и не подпускала такого жеребца целых пять ночей. Ну да ничего, времени впереди вдвое больше – посмотрим, как он будет чувствовать себя после каждодневных затяжных марафонов.

Полина вздохнула полной грудью – жить было хорошо. Изумрудно-зеленая трава по пояс, жадно хватающие лепестками солнце цветы, тронутая снежной сединой горная гряда до самого горизонта, безлюдье, глушь… Природу Полина любила – природа дарила романтической части ее натуры то, что никак не могли подарить люди.

«Сказать или не говорить», – навязчиво думал Денис, ковыляя вслед за остальными. Два часа назад на привале придурок Паша послал его к ручью за водой. Бородатого кряжистого мужика в черном Денис увидел, едва наполнил котелок. Тот стоял шагах в десяти, ухватившись ручищей за березовую ветку, и глядел пристально, исподлобья. Рожа у мужика была самая что ни на есть разбойничья, спутанные космы падали на низкий покатый лоб, кривой рот щерился гнилыми зубами, и Денис сам не знал, почему ни капли не испугался.

– Здравствуйте, – вежливо сказал он. – Вы здесь живете?

Мужик не ответил. Он сделал едва уловимое движение и вдруг исчез. Не ушел, не спрятался, а попросту сгинул, как не бывало. Денис протер глаза, неуверенно потоптался на месте, вновь протер – мужика видно не было, лишь мелко дрожала березовая ветвь там, где он только что находился.

«Да пропади оно», – решил наконец Денис.

Ничего говорить он не будет. Сельскому мачо Паше только дай повод для зубоскальства. Да и Полину лишний раз пугать ни к чему – хватит с нее утреннего явления бородатого здоровилы. Видимо, отшельника-старовера, Денис читал где-то, что такие селятся в самых диких, труднодоступных местах, подальше от людей.

К закату, как обычно, похолодало. Сонное дневное комарье сменилось наглым и настырным вечерним, горы подступили вплотную – застывшие, мрачные, корявые, словно отряд окаменевших воинов-великанов.

– Привал! – гаркнул Паша. – Завтра тяжелый день, – он махнул рукой в сторону разрыва между двумя острыми пиками, – с утра берем перевал. Цель в сутках пути за ним. Так что никаких баек и болтовни: быстро ужинаем, и спать. Всем понятно? Аспирант, тебе понятно?

«Да пошел ты, – мысленно ответил Денис и принялся расшнуровывать рюкзак. – Тоже мне предводитель команчей».

Он забрался в палатку, едва запихал в себя разварившуюся, невкусную, сдобренную тушенкой гречку, которую остальные почему-то усердно нахваливали. Ноги горели огнем, ломило кости, зудела от грязи и комариных укусов кожа. Денис долго и трудно ворочался в спальном мешке, пока не нашел подходящую для измученного тела позу. А едва нашел, провалился в сон.

Ночные кошмары не заставили себя ждать. Дениса выслеживали, затем окружали, потом ловили невнятные бесформенные злодеи со смазанными лицами. Поймали, сковали ноги и принялись калить в костре пыточные инструменты, глумливо гыкая и подхихикивая. Затем на Дениса навалили тяжесть, он корчился на земле, пытаясь освободиться от нее, но тяжесть становилась все назойливее, она давила Дениса все сильнее и сильнее, и…

Он вскинулся во сне, рванулся, мотнул головой и секунду спустя пришел в себя. Тяжестью, разумеется, оказались нахально закинутые на него ноги усатого Толика. Денис остервенело сбросил их прочь и секунду-другую ошарашенно таращился в темноту. Потом рывком сел. Полины по левую руку не оказалось, она наверняка дежурила у костра. Денис собрался было улечься досыпать, но внезапно сообразил, что в палатке пустует еще одно место – то, на котором дрыхнул великий руководитель и большой начальник. Некоторое время Денис осмысливал этот факт, потом, не слишком хорошо соображая, что собирается делать, вылез из мешка, обулся, накинул ветровку и подался из палатки наружу.

Полины у потухшего костра не оказалось. Денис потоптался на месте, обогнул, ежась от холода, кострище, озадаченно пожал плечами, и в этот момент до него донесся протяжный звук. Денис оторопело застыл – звук совершенно не вязался с предутренней тишиной, он был странным и чужеродным.

Дениса передернуло. Звук оборвался и немедленно повторился вновь, и походил он на глубокий, затяжной стон, но не от боли, а… Дениса заколотило – он понял, от чего именно. Несмело ступая, спотыкаясь и смертельно страшась того, что может застать, Денис двинулся на звук. Солнце едва взошло, в густой утренней темноте видно было плохо, но все же видно, и когда сомнений не осталось, Денис замер, обхватив руками еловый ствол. Ему казалось, что его только что убили, прихлопнули, выколотили из него жизнь.

Денис попятился. Затем обернулся и тяжело побежал прочь навстречу спрятавшемуся за горной грядой восходящему солнцу. Он ни о чем больше не думал, кроме того, что ему нет места здесь, да и вообще нет места больше. Нигде. Он бежал и бежал, безостановочно, вверх, на подъем, не обращая внимания на боль в натруженных ступнях и на ту, что рвала сердце. Когда рассвело, он был уже далеко от ночной стоянки. Сердце колотилось о ребра, силы заканчивались, но он упорно бежал – вверх и вверх, и плевать было на то, что слева пропасть, а справа другая и что в любой момент можно в одну из них угодить. Денис не знал, сколько времени занял путь. Он даже не понял, что одолел перевал, когда местность под ногами пошла под уклон. Он больше уже не бежал, он брел, ковылял, куда глядели глаза, на слабых, подламывающихся ногах. Потом он рухнул в траву лицом.

– Кто его видел? – рявкнул Паша на растерянно топчущихся у костра туристов. – Кто и где его в последний раз видел?!

Никто не ответил. Солнце оседлало перевал и шпарило лучами по глазам. Равнодушно галдели лесные птицы. Замерла, в испуге закрыв руками рот, Полина, которую Паша каких-то полтора часа назад еще беззаботно охаживал, не чуя беды и заставляя принимать самые откровенные и срамные позы. Застыли в растерянности остальные, и Коробов понимал, знал уже, что именно произошло и почему они остались впятером.

– Значит, так, – каркнул Паша. – Вы все никуда не идете. Сидите здесь и ждите меня. Ясно?